– Недосмотрели? Отец, я был в обществе, в котором принято немного выпить вина. Если бы я отказался, на меня посмотрели бы как смотрят на детей, которые капризничают. А от вина мне дурно, вы же прекрасно это знаете!
– Вот заладил, дурно ему, видите ли! – Павел Ильич потер переносицу и уже стоя в дверях, добавил: – Ты думаешь, что Тане легче от того, что тебе дурно? Всем нам легче от того, что тебе дурно? Тебе должно быть дурно от того, какой ты ничтожный, от твоей лени и избалованности, будто ты этого сам не чувствуешь! Мой сын! И это мой сын!
Дверь хлопнула, Павел Ильич вышел. Андрей усмехнулся:
– От вас всех мне дурно! Не дано вам понять всего, к чему я стремлюсь. Господи, как тяжело, а вы все суетитесь, без конца суетитесь, аж голова кругом идет от вашего мельтешения!
Андрей кое-как оделся, проскользнул на лестницу, спустился вниз, а оттуда сразу на кухню. Его никто не заметил, все, по-видимому, были в гостиной. На кухне было промозгло, печь не топилась.
– Проша! – тихо позвал Андрей.
Никто не отозвался – это было удивительно, потому что Прасковья всегда ждала, когда Андрей проснется, чтобы принести ему воды для умывания, помочь одеться или напоить молоком со свежим белым хлебом. Он прислушался к разговорам в гостиной, доносившимся через коридор. Голоса Прасковьи он не расслышал, зато доносились причитания Александра Матвеевича. Андрей знал его с детства. Александр Матвеевич лечил Андрея и Татьяну, когда они болели: Павел Ильич считал, что он, как отец, не может этого делать, это противоречило его убеждениям о том, что чувства не могут совладать с разумом и знаниями, которые и требовалось применить в таких ситуациях. По правде говоря, Александра Матвеевича Андрей терпеть не мог, хотя и старался не показывать виду, чтобы, не дай бог, не потерять расположение отца.
«Ну вот, и этот старикан здесь, сплошное занудство», – подумал Андрей, кое-как умылся и показался в передней. В гостиной на диване, укрытая двумя одеялами, лежала Татьяна, рядом сидел Александр Матвеевич, растрепанный, одетый по-домашнему, и щупал у Татьяны пульс, за его спиной стоял отец. Вся эта их растрепанность, жалкий вид сестры, одеяла контрастировали со скромным, но все-таки убранством гостиной, с огромным персидским ковром, пианино, зеркалом и золочеными канделябрами.
– Сестра? – Андрей силился рассмотреть, что с ней, но из-за плеча Александра Матвеевича не было видно совсем ничего. – Нигде не могу найти Прошу, она уже вернулась из церкви?
– Проша сегодня не ходила никуда, – спокойно ответил Павел Ильич, даже не оборачиваясь к Андрею. – Неужели только тебя не заботит здоровье Татьяны? Она же твоя сестра, или ты позабыл?! Или позабыл, что все это произошло из-за тебя?
– Заботит, отец, вот, я пришел узнать, как она, и понять, что случилось, – Андрей немного попятился назад. – Проклятый извозчик, найти