Кипр… Замиренный остров – подвздошье Европы… Либеральная республика… Налоговый рай… Приветливые греки… Благота церквей…
За всем за этим, а ещё и к ласковому морю, солнцу, фруктам, вину, женщинам и музыке стянулись сюда с попутным ветром иноземцы. Народ пёстрый по географии, по нравам, по деньгам и по способам их добывания…
Погреться, отсидеться, подлататься, оттянуться, отдышаться, забыться, осмотреться, зализать раны, замолить грехи – что говорить, благопотребное место… Храни тебя, Господь, и дальше!
Большинство страждущих составили англичане и русские, так сложилось. Обычные англичане, чего не скажешь о русских.
Есть отдыхающие правильные, оставившие маяту свою там, где холодно и сыро, и безмятежно меняющие здесь по-разному заработанные дензнаки на все прелести Кипра, а есть чудаки, волей или неволей притащившие и сюда свои заботы и проблемы – это отдыхающие неправильные.
Средней упитанности холёный брюнет лет тридцати пяти с крепкими, как у стоматологов, кистями смотрелся как отдыхающий неправильный, потому как периодически и подолгу озабоченно смотрел в никуда, а, вернув глаза оттуда, начинал метать взгляд по сторонам, словно пытаясь найти себе то ли поддержку, то ли оправдание, то ли угрозу…
Народу на этом принадлежащем отелю King George пляже никогда помногу не бывает – только знатоки умеют сюда попасть, не будучи постояльцем этого отеля, поэтому другому отдыхающему, правильному, интеллигенту с выцветшей бейсболкой, очень орлиным профилем и возрастом пятьдесят плюс, довольно быстро бросилась в глаза маята брюнета.
Когда интеллигент снимал очки, давая глазам отдохнуть от чтения газеты на русском языке, он медленно водил респектабельным носом по сторонам, не без удовольствия задерживая взгляд на стройных женских фигурах. Таковых в этот час было мало – пара бледно-розовых англичанок, вся в веснушках, правда, ладно скроенная скандинавка да стайка крепких немок, судя по весёлому галдежу, довольных жизнью…
Под дородным носом интеллигента, словно чахлая трава под утёсом, скрывались аккуратно подстриженные пегие усики, сбивавшие с толку любого физиономиста полным отсутствием смысла своего присутствия. Так, запустились как-то с младых лет сами собой, не брил он их ни разу; раньше для солидности оправдывался Чеховым, якобы сказавшим, что мужчина без усов всё равно, что женщина с усами, а с годами попривык и не задумывался о них вообще.
Если быть честным, то теперь, на излёте лет, ему всё чаще думалось, что всё у него в жизни сложилось как усы – само собой. Вроде бы принимал всякие решения – институт, женился, два сына, квартиры, машины, барахло – как у всех. Даже, как в покере, масть менял для оживления ситуации – из уездного подмосковного городка уехал учиться в Минск, потом двенадцать лет прожили в Белоруссии, потом на родину, в Россию, вернулись в свой областной центр, потом в Израиль, как он всем объяснял, в состоянии аффекта попал на целых шесть лет, теперь вот пробует закрепиться здесь, на Кипре…
И в буднях нелёгких четыре раза с нуля начинал, и всё шло неплохо,