Одно время Гриша заметил, что от жизни такой стал поправляться. Светские рауты по любому поводу утомляли: темп не его, да и «Шампанскому» он предпочитал «Столичную». Поэтому когда случалась очередная ходка с Мычом и Мефодичем за драгметаллом в Японию, он, как застоявшийся жеребец, бил копытом, прял ушами и раздувал ноздри…
Каждый раз, держа в руках холодный, тускло-загадочный брусок золота, он, казалось, впускал в себя жизненную энергию, накопленную в нём…
Правда, вернувшись из очередной экспедиции в Японию и передав несколько очередных слитков архиепископу Клименту, ставшему недавно митрополитом и Управляющим делами Русской Православной Церкви, Гриша почувствовал адскую усталость. Два дня отлёжки не вернули, как раньше, былой настрой, а даже наоборот, пожалуй, переросли в болезнь.
Голова гудит, сердце проваливается, давление не спадает, психика на взводе, ночью кошмары…
Сначала крепился и не показывал, а когда уж равновесие стал терять, Раджида забила тревогу.
Доктора, анализы, обследования – кровь дурная, иммунная сбоит, гормоны взбесились: обозвали синдром хронической усталости. Гриша не понимал: от чего усталость-то и откуда хроническая?! Уколы, таблетки, процедуры – ноль эффекта. Потом светила хотели было, поддавшись моде, обозвать чем-нибудь атипичным, да никаких ни вирусов, ни возбудителей не нашли…
Гриша уже с остановками перемещался по квартире…
Заходил Мыч, уверял, что все болезни от недопития, хотя и поволок в онкоцентр, потом не знали, радоваться или нет, когда получили отрицательный ответ.
Вождь со товарищи убеждал, что Гриша погряз в сытости и спокойствии и что он, Гриша, как акула, жив только в движении, и звал на передовую.
Худенькая Раджида, всегда рассчитывавшая на надёжную Гришину спину впереди себя, выглядела растерянной, в основном от недостатка информации; с добротным диагнозом она готова была на многое.
Однажды походкой каменного гостя возник в комнате Мефодич с выцветшим мешком восточных снадобий и с порога начал по-своему вдохновлять Григория.
– Послушай, Гриша! – после раздачи подарков от домашних начал он многозначительно. – Какого хера ты тут, дружок, разлёгся, когда Дальний Восток просто-таки кипит от моря проблем! Я тут подготовил краткий список местных казусов, которые, окромя вас с Акимычем, решать ведь некому. Вставай, милок, да впрягайся, пока у меня крыша от обиды не поехала. Грёбаный лангуст! У японцев ни хера нет, а как живут?! У нас-то чего не хватает, а?! Вот и я говорю: совести! Да, ладно тебе ручонками-то разводить! Найдётся и к твоей хвори ключик, не бывает иначе! У вас тут в Москве вообще здоровых нет, есть недообследованные; а твоя кукушка и вовсе ещё не родилась! Один дед, помнится, бухтел, что есть вообще только три болезни: лихоманка, почесун и нутряная грызь; всё остальное доктора себе для зарплаты понавыдумывали.