Я согласна с тем, что этика меняется постоянно. Но когда есть некая конвенция, доминирующая и устоявшаяся норма, которой следует большинство, при ее пересмотре можно говорить о появлении чего-то нового. Это не значит, что раньше не было тех людей, которые думали по-другому, или что не было сопротивления, но существовало некое принятие способа взаимодействия. В основном это, разумеется, касалось общения между мужчинами и женщинами: действовала позднесоветская практика коммуникации, связанная с особыми режимами понимания приватного и публичного, гендерной иерархии, сексуальности и индивидуальной автономии. Грубо говоря, хлопки по попе, хватания за коленку или объятия на вечеринке, о которых никто не просил, являлись нормами выражения внимания, проявления власти и производства маскулинности и феминности. Конечно, всегда были те, кому это не нравилось, но в целом это разделялось как норма.
Думаю, то, что происходит сейчас, – это следствие многих процессов. Во-первых, это результат, как писали Энтони Гидденс и Зигмунт Бауман, становления рефлексивного общества и индивидуализации. Во-вторых, это результат появления психотерапевтической культуры, которая связана с попыткой контроля по крайней мере себя и своих границ, осознанием внутренней отличности. В-третьих, это результат эмансипации и феминистского движения, то есть субъективации женщин, пересмотра их позиции в коммуникации и места в обществе.
Почему этика «новая»? Потому, что она связана с новым поколением, поколением 20—30-летних. Это не означает, что в этом процессе нет 40—50-летних: как мы помним, например, в движении #MeToo участвовали люди совершенно разных возрастов. Но это проблематика, которую в первую очередь ставит молодежь.
Интересно, что молодежь, как правило, проблематизирована: она не такая, она не вписывается в какие-то нормы, она все нарушает. Вдруг оказывается, что сейчас ее нельзя назвать «плохой», потому что молодые люди, в отличие от предыдущего поколения, к примеру, меньше потребляют алкоголь, статистически дольше учатся, отлично ладят с гаджетами (последнее во время пандемии оказалось очень полезным навыком). Молодежь не «плохая», но она другая.
Прилагательное «новая» наделено позитивным смыслом. Молодежь не пришла и все разрушила, но предложила пересмотр каких-то важных вещей, которые другие люди, тоже проходившие через явления позднего модерна, в принципе понимают, даже если им сложно изменить собственное поведение. Уровень доверия и уважения к молодым повысился, и потому остальные прислушиваются к тому, что они проблематизируют. Таким образом, возникает идея «новой этики», то есть уважения границ, гендерно равноправной