– Рублей? – тут же деловито уточнила Майя.
– Ну да.
– Д-да уж явно не д-долларов! Т-ты ее в-видела, кто с ней вообще трахаться будет?
– Не могу это слышать, – сказала Катя и спрыгнула с подоконника. – Когда мы уже гулять пойдем, хоть развеяться. И что, тебе нормально с этим?
– А что такого?
– Ты трахаешься за бутылку пива!
– Когда мне денег дают, мне больше нравится! – заверила Ира.
Продолжая демонстративно кривиться и плеваться, все пустились в обсуждение Иркиной аморальности и постепенно потеряли к ней самой интерес. Ирка еще несколько раз пыталась вернуть к себе внимание новыми подробностями своей биографии, но остальные были слишком увлечены коллективным порицанием. Она скоро замолчала, а Аня, не участвовавшая во всеобщем развлечении, опять уткнулась в книжку. На этот раз она наконец заметила, что читает Достоевского.
Теперь время потянулось действительно медленно. Ничего не происходило, разговоры тоже постепенно сошли на нет. Аня поначалу радовалась, что может сосредоточиться на книге, но скоро открыла для себя новую проблему. Читать под радио было невозможно. Если иностранные песни еще получалось как-то игнорировать, то русскоязычные вгрызались в мозг, вытесняя любую мысль. Аня ворочалась на кровати в безнадежной попытке принять положение, которое подарит ей спасительную тишину, но предсказуемо его не находила. Мимо камеры то и дело кто-то проходил, гремели другие двери, доносились голоса, но про нее с соседками как будто все забыли.
Во внутренний двор вывели очередную партию заключенных – Анины сокамерницы сперва оживились, но снова быстро заскучали: сигарет им никто не дал, а слушать дифирамбы в адрес Майи было неинтересно. Майя, впрочем, и сама осталась к ним глуха и не стала даже показываться поклонникам. До этого она нашла в тумбочке потертый детектив Ю Несбё, оставшийся от прежних сидельцев, и теперь валялась на кровати, морща лобик и изредка переворачивая страницы. Аня наблюдала за ней исподтишка и все пыталась решить, кажется ли ей Майя красивой. Она определенно приковывала взгляд, неясно было только, чем больше – правильностью черт или их вызывающей кукольной ненатуральностью.
Вслед за радио Аня возненавидела свою подушку, матрас и конструкцию кровати в принципе – удобно на ней устроиться было решительно невозможно. Стоило только Ане подумать, что она наконец-то нашла идеальную позу, как что-то начинало ей мешать. Подушка просачивалась сквозь решетку изголовья, и металлические прутья впивались в спину. Бок отлеживался. Шея затекала. Верхний ярус загораживал свет. Когда наконец к ним в камеру заглянула каменномордая женщина с накрашенными глазами и велела собираться на прогулку, Аня почувствовала неукротимый прилив любви к ней.
Впрочем, прогулочный двор настолько разошелся с Аниными ожиданиями, что никакая любовь не могла скрасить впечатление.
Первое, что Аня поняла: довольно самонадеянно называть это двором. Место, где она с