Добронега прижала ладонь к губам.
– Он сам тебе сказал? Радиму не говорил.
– Радим, верно, не спрашивал, – усмехнулась я. – А я спросила.
Я не чувствовала вины за то, что рассказываю Добронеге тайну Альгидраса. Это и не тайна, по большому счету. Вероятно, вправду никто в Свири просто не интересовался тем, был ли женат молчаливый хванец. Да и зачем им? Для девушек он не был завидным женихом, а мужчины здесь говорили, как правило, об оружии да о кварах.
– Это хорошо, что он любовь свою помнит. Так всем спокойней. А ты душу не трави ему, поняла?
Я кивнула, и Добронега провела по моим волосам. Я поймала ее натруженную руку и прижала к щеке.
– Что с ним теперь будет?
Над моей головой раздался тяжелый вздох.
– Не знаю, дочка. Что с ним будет… что со Свирью будет…
Я зажмурилась, отчаянно желая остановить время. Пусть этот день растянется до бесконечности, пусть не будет никакого суда, пусть все это окажется кошмаром.
Во дворе залаял Серый, в ворота заколотили.
– Ох, – Добронега подскочила, а потом резко осела на сундук. – Чует сердце, недобрые там вести.
– Я открою? – я поднялась.
– Сама отворю, – Добронега вновь встала, тяжело опираясь на мою руку, точно силы разом ее оставили. – Здесь будь, – и вышла, не взглянув на меня.
Я смотрела из окна на то, как Добронега идет к воротам – неестественно прямо, подняв голову, будто те, кто был за воротами, могли ее видеть, и понимала, что настали непростые времена. И помощи ждать неоткуда.
То ли Радим отправил к Добронеге мальчишку, то ли тот прибежал сам, однако принесенная весть была хуже некуда. Лучше бы он унес ее обратно.
Спустя полчаса мы стояли у западных ворот, и я тупо разглядывала этот их позорный столб. День клонился к вечеру. На небольшой площади, казалось, собралась вся Свирь. Я чувствовала тошноту, думая о людях, которые пришли поглазеть на потеху. Здесь были даже жители окрестных деревень. Когда только успели?.. Я не могла оторвать взгляда от простого деревянного столба, словно он был живым воплощением всех моих кошмаров.
Никто не знал, каким будет приговор. На площади еще не было ни осужденного, ни князя с воеводой, однако в моей голове безостановочно крутились слова Радима о позорном столбе. И слова Миролюба о нем же. Для них это норма. Заслужил – получи наказание. Я сглотнула, пытаясь побороть тошноту. Добронега перед выходом заставила меня поесть. Сама она, впрочем, больше делала вид, чем ела. Мне же под ее бдительным оком пришлось проглотить кусок холодного мяса и выпить травяной чай. Травы были не те, какими накачивали Всемилу в плохие дни, это давало надежду на то, что я не усну прямо на площади. Хотя сейчас я уже малодушно думала, что лучше бы мне уснуть и проснуться потом, когда все закончится. Немного отрезвляла мысль о том, что я не могу бросить Альгидраса. Впрочем, я и сама понимала, насколько эта мысль была бредовой и неуместной. Мое присутствие не могло