Глава 1
Декабрь 2010 года.
– Погоди, погоди… – Олег прикрыл глаза, словно прислушиваясь к чему-то, что слышит один только он. Я затаилась, с наслаждением чувствуя, как кожу осыпает мурашками – пальцами правой руки, он «играл» на моём голом животе какой-то сложный перебор. – Ну-ка, где там моя благоверная?
Я, придерживая на груди одеяло, порхнула к креслу возле приоткрытой балконной двери, и, пару секунд повоевав с парусящей на сквозняке шторой, подхватила-таки гитару. Метнулась обратно.
Олег принял её, привычно скользнул по чёрным матовым, словно бы бархатным изгибам руками, и, прижав струны у основания грифа, небрежно протянул кисть вверх, отчего гитара сладострастно всхлипнула. Да я и сама с трудом удержалась. На это можно было смотреть часами – как гибкие длинные пальцы овладевают вмиг оживающим куском дерева. То невесомые, а то уверенные и даже жёсткие, казалось, они бегают не по ладам, а по самым сокровенным точкам моего тела, бесстыдно дразня, вызывая моментальный отклик и желание оказаться на месте счастливой соперницы.
Да именно так. Олег называл гитару женой, и действительно, когда я смотрела, как он её ласкает – понимала, что у меня нет против неё ни единого шанса, и моё место навеки лишь в любовницах. Но это не была ревность – скорее магия. Та самая, что свела меня с ума с первого взгляда, с первого аккорда. А ведь у Олега, помимо трепетных красивых рук с массивным перстнем со вставкой из чёрного оникса на мизинце, был ещё и вынимающий душу голос – густой, с бархатной хрипотцой и раскатистыми, мужественными согласными, что резонировали в самой глубине моего сердца:
– Заметался пожар голубой,
Позабылись родимые дали.
В первый раз я запел про любовь,
В первый раз отрекаюсь скандалить.
Был я весь – как запущенный сад,
Был на женщин и зелие падкий.
Разонравилось пить и плясать
И терять свою жизнь без оглядки.
Мне бы только смотреть на тебя,
Видеть глаз злато-карий омут,
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому!
И чтоб, прошлое не любя,
Ты уйти не смогла к другому.
И чтоб, прошлое не любя1
Замолчал вдруг, резко заглушив струны ладонью и, заглянув в мои глаза, перешёл на проникновенный шёпот:
– Чтоб ты уйти не смогла к другому, Мила!
Может я такая дурочка, а может, сказывалась оторванность от Родины и корней, но когда Олег пел только для меня, так мастерски копируя манеру Высоцкого, я словно умирала и тут же рождалась вновь. И каждый раз казалось – вот она жизнь! Настоящая! Вот она – настоящая Любовь. Пусть урывками и без будущего, но вся, какая есть, – моя!
Вот и теперь, я улыбалась и смотрела в его блядские голубые глаза довольного котяры, а Олег, отложив гитару, потянул меня на себя:
– Ты моя муза, Мила! Всё лучшее, что я когда-нибудь написал – всё это ода твоей красоте, детка!
Я поддалась влечению его рук, упала на поросшую русыми волосами грудь.
– Мм! Так это твои стихи? – Прекрасно понимая, что на самом деле речь идёт о музыке, хотела просто пошутить, но Олег, вдруг ответил утвердительно, и моя очарованность моментом тут же дала отрезвляющую трещину. Я с трудом сдержала усмешку. – Ого… И давно написал?
– Ну… Можно сказать, только что. Тебе нравится?
– Очень, – улыбнулась я и, выбравшись из его объятий, свесилась с кровати, отыскивая сброшенное в порыве безумия бельё.
Вообще, на мой взгляд, Олег был гениальным музыкантом. Виртуозно играл на фортепиано и на гитаре, сходу сочинял свои стихи и перекладывал на музыку чужие, мастерски владел голосом, умел петь в совершенно разных манерах, начиная от разбитного Высоцкого, включая классические цыганские романсы и заканчивая попсовыми хитами, вроде Джоржа Майкла. Но насколько талантлив был Олег в музыке, настолько же и склонен к самолюбованию по жизни, и иногда кроме себя любимого не видел больше ничего вокруг. Тогда создавалось ощущение, что он погружается в свой выдуманный мир и живёт в нём, принимая желаемое за действительное.
Вот как в этот раз, например. Какая ерунда – взять и присвоить стих Есенина, правда? И даже не понятно чего тут больше – уверенности в собственной исключительности или в моей недалёкости. Впрочем, если бы я ещё в самый первый раз уличив его в подобной лжи, дала бы понять, что всё знаю – он, возможно больше бы так и не делал. Но я закрывала глаза, потакала ему, как маленькому мальчику, который играет в великого артиста. Иногда это раздражало, но чаще – давало мне своеобразную власть над ним. И это было важно. Как компенсация моей собственной зависимости от него. Я ведь, если честно, тоже была маленькой девочкой, которая играла в принцессу, покорившую сердце самого прекрасного и вожделенного в округе принца.
Олег встал с кровати, как был голый прошёлся по комнате, собирая шмотки.