Мы сидим и играем в настолку. Звонит Ляля: нужна помощь на «трех вокзалах». Провести ночь, шарахаясь среди неприкаянных пассажиров плацкартов в залах ожидания и ханыг на улицах – вполне обычное занятие для волонтера.
Мы с Хрупким отправляемся на Казанский. Какой-то работяга застрял там без билета, у него украли документы и деньги, пару дней назад звонил домой, потом связь прекратилась. Конечно, мы пробубнили Ляле про «бесполезно, это кирпичный заводик в Дагестане», т. е. пропавшего похитили в рабство, но Ляля просит проверить: вдруг он все еще околачивается на вокзале.
Мы бродим по Казанскому пару часов, раздавая ментам ориентировки и развешивая их на своих, фирменных отрядных щитах, установленных на вокзале; беседуем с бомжами, попавшимися на глаза, и со всеми продавцами открытых лавочек.
Один из бедолаг, уже полубомж, рассказывает свою историю: точь-в-точь как у нашего пропавшего. Хрупкий реагирует неожиданно: «Тебе куда, в Оренбург? Штапич, давай ему билет возьмем в пополаме?» Этот пополам стал для меня ровно половиной того, на что жить надо было еще дней 5, до аванса. Но, сука, Хрупкий – самый бестактный человек даже на вокзале, даже на Казанском вокзале, поставил меня в безвыходное положение. Мы сажаем чувака на автобус (там не нужен паспорт, в отличие от поезда). Чувак пообещал позвонить, как доберется.
От бомжей мы узнаём, что на Казанской ветке появилась ночлежка по типу той, которая обычно стояла на Октябрьской ж/д, то есть прямо за Ленинградским вокзалом. Бизнес простой: в отстойнике всегда стоит вагон-другой-третий, а то и целый состав, в котором проводники дают переночевать бомжам за 50 рублей койка. Запах там впечатляющий, а туалеты лучше и не пытаться себе представить. Мы идем искать эту новую ночлежку, где мог бы быть наш потеряшка. Ночлежка, на удивление, оказалась пристойной, и спали там в основном гастеры. Нашего не видели.
Задача закрыта, и мы отправляемся в гостишку вдвоем. Но тут же падает поиск, на который нельзя не откликнуться. Мальчик, 3 года, лес, Смоленская область.
Хрупкому утром надо на работу, а я сажусь в тачку к чуваку с изящной кликухой Рептилия, и мы мчимся за 200 км.
Мы будем первым экипажем на месте, поэтому мне звонит Жора, который координирует поиск. «Первым делом отрежь воду. Сказали, что утром будут егеря, попроси их отрезать воду. Если он еще не там».
Отрезать воду – значит сделать так, чтобы ребенок не мог к ней выйти незамеченным. Утопление – главная причина смерти детей до 8 лет в природной среде.
Я со скепсисом изучаю карту: пруд в центре поселка, река вдоль поселка, водохранилище за дамбой чуть дальше. Тем не менее 5 егерей хватает, чтобы отсечь внешние водоемы.
Мы как раз расставили мужиков по точкам, когда прибыл Жора. Сразу за ним – экипажи волонтеров – штук 10 кряду, а потом еще и еще. Ляля, которая не спала и коордила поиск на «трех вокзалах», тоже примчалась на поиски ребенка. Платоныч, тот самый оператор с «Russia Today», другие знакомые лица – много, очень много