Вершиной перестав хлестать. —
Твоя соседка пригрозила
(Ее смогла я угадать!)
Меня безжалостно срубить,
А стало быть, меня убить.
А повод этому… насколько
Самой оправдан жизнью он?
Вонзили, словно сто иголок,
Не верится, что явь, не сон!
Смысл слов таков: мне здесь не место
Расти в общественном дворе,
Несчастья и плохие вести —
Мол, я виновница везде.
Что вся статья мне на кладбище
Стоять иль около реки.
Я, как отверженная нищенка,
Людским законам вопреки
Вот проросла и раскуделилась,
Ан оказалось не к добру.
Сломает пусть меня метелица,
Подставлю ствол свой топору!»
Вздохнула ива, притомленная,
Сронила челку. Я узрел:
Она, красивая, зеленая
(Соловушка так грустно пел!),
Роняла слезы настоящие,
Не плачет так и человек!
И для сочувствия к ней вящего
Промолвил я: «У всех свой век,
У всех судьба своя и карма,
Сегодня миром правит черт,
Он щедро посылает кары,
От сатаны ему почет!»
Но что ж вдаваться в философию?!
Соседка точит свой топор.
Погибнет дерево, засохнет.
Зловещий не спадет напор.
Замолкнут птахи редкой трели,
И бор сгорит, а на краю
Залива лебедя застрелят.
И Музу вдруг распнут мою.
«Привычка привыкания чревата…»
Привычка привыкания чревата
Сойти до истребляющих основ.
Как не суди, чужак не станет братом,
Хоть много принял от него даров.
Такое предположим… есть дорога,
Она тебе открылась невзначай,
Она ведет березняком и логом,
Но не спеши подумать: «Чудо! Рай!»
Иль женщина… Она же та приманка —
Еe краса. Попробуй разгадать,
А ну-к, в какой-то час узрев изнанку,
Замыслишь прочь подальше убежать.
Ты побежишь. Но не по той дороге,
Которая в цветах, в березняке.
Объявится там некто с черным рогом,
С горящей гулко палицей в руке.
…Я отвыкаю от привычек прежних,
Я подавляю возгласы в душе.
И облетает лепестками нежность
Уже.
«Наивный бред сознанье не гнетет…»
Наивный бред сознанье не гнетет,
Не обольщает: смерть не существует.
А вон она не прячется, идет,
И в горн старательно победный дует.
Спасибо, что позволила мечтать,
Не беспокоила меня без дела.
За это не пристало уповать:
Явилась в срок, и с ней встречаюсь смело.
Ведь ею всяк во страхе уличен,
Помечен в незатейливых поминках,
Ей без нужды литавров медных звон,
Ничто толпы притворные слезинки.
Ей незнакома и состраданья боль,
В юдоль земную верить неспособна.
И словно звук пустой: вот хлеб да соль…
Она