Понятия не имея, кому понадобился я в одной робе выскочил на улицу, махнул через плац и, войдя в помещение, доложил о прибытии.
Дежурный мичман кивнул на дверь смежной комнаты.
– Зайди, к тебе родитель приехал.
Я ожидал чего угодно, только не этого. О возможном посещении отца, в письмах из дома не было и намека.
Они с Захаровым сидели на скамейке у окна и о чем-то беседовали.
– Ваш сын, Николай Леонтьевич,– прокомментировал мое появление старшина.
Вид у меня был, наверное, настолько огорошенный, что инструктор и отец переглянувшись, весело захохотали.
– Вот,– решил тебя навестить, – хитро прищурился родитель.
На нем было распахнутое пальто, из-под которого виднелся костюм с галстуком и орденскими планками (батя явился при параде), каракулевая, сдвинутая на затылок шапка.
– Значит, как договорились, – встал со скамейки старшина, протягивая отцу руку.
– После обеда зайдешь (это уже мне). И ушел, поводя тяжелыми плечами и что-то насвистывая.
– Крепкий парень,– одобрительно констатировал родитель. – Ну, присаживайся сын, поговорим.
Я расположился рядом.
Со слов отца, дома было все в порядке, с его здоровьем тоже. От Сани Йолтуховского он привез мне привет и адрес полевой почты. Тот служил в морской авиации на Балтике.
Наш разговор длился минут пятнадцать, после чего батя назвал мне адрес гостиницы, где н остановился, передал объемистый пакет с гостинцами из дому и собрался уходить.
– Завтра встретимся. С твоим старшиной я договорился. Отпустит в город до отбоя, – сказал на прощание родитель.
Оттащил бумажный пакет в роту. В нем было не меньше пяти килограммов. Открыл, вывалил содержимое на койку. Она расцветилась веселыми тонами «Кара-Кума», краснобоких яблок и грецких орехов. Взял один в руку, сдавил. Тонкая скорлупа хрупнула – в пальцах оказалось маслянистое ядро. Понюхал.
Орехи из нашего сада, горьковато пахли солнцем, степью и полынью.
Я сунул часть гостинцев в тумбочку, угостил подошедшего Женю Вдовина (он стоял дневальным по роте) и попросил его остальное разложить ребятам смены по койкам.
После обеда, как было приказано, зашел в старшинскую.
Там Захаров с Бахтиным играли в шахматы. Первый был угрюм и сосредоточен, второй наоборот, весел и расслаблен.
Эта игра являлась «притчей во языцах» всей роты.
Они сражались между собой почти год, и Захаров, фанат шахмат, не мог выиграть у Бахтина. Как, впрочем, и никто из школы. Включая командира и других офицеров.
По нашему мнению Бахтин был вундеркинд.
Он играючи разбирался в любых, самых замысловатых схемах мин и торпед, виртуозно играл во все культивируемые на флоте игры, требующие логического мышления, писал уморительные стихи и эпиграммы.
При всем этом, как я уже упоминал, не особо тяготел к дисциплине и строевой подготовке и, по слухам, однажды помещался командиром роты на гарнизонную гауптвахту.
Откуда