Да, легенда о двух предвечных братьях-праотцах всех сущих по-прежнему жила, представьте, но вот только вернулся всего лишь один из братьев. И легенда о великом Могуле по-прежнему жила в народе, обросшая удивительными сказочными подробностями, вроде того, что Могул со своей любимой, оборотились в лебедей и улетели от земли. Причём Могул, бывший от горя лебедем чёрным, сбросил чёрные перья и вновь засиял белизной.
– Что ж усмехаешься, чужестранец? – возмутился целовальник, взявшийся поведать мне старинную легенду. – Ты не видел, так молчи! Сотни, тыщи даже видели то! Мой собственный дед, он совсем вьюнош был тогда, сам видал, своими глазами, как взмыли они, два прекрасных белых лебедя под небеса и улетели в небеса навеки, потому что на грешной земле нечего было уж оставаться им…
– Да я верю-верю, – примирительно согласился я. – Только што ты баял, что Могул чёрным лебедем ходил, а говоришь, белыми улетели.
– Дак он стал чёрным от горя, покуда не узнал, что жива она, его лебёдушка-от. Покуда не прилетела она, и не подняла его на крылья свои. А говорят ишшо, што краше неё нет и не было во всём белом свете, что озаряла она небо ночью, и затмевала солнце днём, что вода в Великом Море успокаивалась, когда отражалось в его водах её лицо, а сиверко делался теплее и мягше, а сарма тише и добрее, когда ловили дыхание её, што цветы расцветали там, куда ступала нога её, а звери и птицы умолкали, завидев её, люди же вспоминали лучшее, когда видели её, а ежли говорила она с кем, тот навеки делался счастливым и ничто ужо не могло то счастье омрачить.
Тут я не стал спорить:
– То правда, – сказал я.
– Што и в дальних странах про то прослышали уж?
– Отчего же, – увернулся я. – Много слухов по земле ходит о невозможной красавице здешней.
– То не просто красавица, – приглушив голос, поведал целовальник. – То была Богиня Селенга. А как обидели её, убили лебедя её, убили братьев предвечных, так и ушла она из здешних мест, вот и разлилося Море, вот и потопило всё прежнее царство, наше-то новое, захудалое село противу прежнего… Что ты, чужеземец! И не вообразить теперешним, што было здесь, что дворцы уходили в небо, а дороги ровными стрелами меж городов и сёл, такось, што можно за три дня было объехать энтот берег, а тот за пять. А ремёсла какие были, не вздумать теперь нам, в окна вставляли стёкла, прозрачные, будто и нет ничего и был свет в домах, как на воле, не то, што теперича – тьма да смрад за заслонками, а дым из печей сам собой в крышу уходил, в доме не застаивался как теперь… Да что говорить, не в хорошее время ты приехал, чужеземец, нонче и торговать-то нечем, раз што шкур тебе звериных купить, охотиться ишшо не разучилися совсем…
Это