-неладное твориться. Пригляделся, а оно вон што. Эт я его бутылякой с кислятиной огрел. Кажись дышит. Внученька, скорей беги отседова, пока не очухался, да никому не кажи, что здесь было. А я его приведу в чувствие, чтоб не замерз. Вот поганец, тьфу! А ты, гляжу, не из робких. В обморок не упала.» Лиза забрала у монаха мед и бутылку с уксусом, тихо отворила двери и так же тихо вошла в келью. Аксинья спала. Елизавета подошла к кадке с водой, набрала в ковш воды. Достала из буфета соль. Скинула всю одежду, мылом с солью стала оттирать губы, лицо, руки. Ей казалось, что запах лука и пот звонаря прилипли к ней навсегда. Обмывшись, надела чистое бельё. Легла на кровать, укрывшись одеялом с головой, расплакалась: «За что? Сначала волки чуть не сожрали, потом насильник объявился. Домой хочу. О господи, что мне делать?» … . Звон колоколов к утренней молитве, разбудил Лизу. На дворе светало. Повернувшись на бок, почувствовала острую боль в колене. Вспомнила вчерашний вечер: «Спасибо брату Епифану – помог. Если бы не он, беды было не избежать. А я даже спасибо не сказала. Найти его надо, спросить, что мне делать дальше. А Павел звонит и звонит, страшно выходить. О, боже, я на работу проспала. К обеду не успею приготовить. А где Аксинья?» На столе стояла бутылка с уксусом и нетронутый мёд в маленькой глиняной банке. В углу на стене мирно горела лампадка – единственная свидетельница вчерашних переживаний Лизы. В дверь тихо постучали. В проеме показалась седая голова старого монаха: «Внученька, я пришел навестить тебя. Можно?» Старик улыбался. В руках держал шапку и небольшой тряпочный узелок: «Гостинцы принес. Сушеные фрукты и конфеты леденцы. Как здоровье? Ты отдыхай, милая. Павел к тебе боле не полезет. Настоятель посадил на хлеб и воду до самого Рождества, намедни (вчера) всё ему рассказал.» Девушка поблагодарила старого монаха. –«Теперича он будет не только звонарем, но и скрести снег и мести двор монастырский – в наказание, чтоб дурные мысли прочь уходили. А в свободное время молиться. Наш батюшка сказал, чтоб ты лечилась, отдыхала, а завтра, с утречка на работу, если конечно сможешь. Без тебя делов нету, бабы растерялись. Аксинья сегодня за старшую, старается. И еще, ты уж никому не говори, что случилось. Если до царя батюшки дойдет слух, снимут нашего Гаврюшу.» – старец положил на стол гостинцы – вышел. Весть, о том, что с Елизаветой приключилась хвороба, облетела монастырь. В течении дня монашки навещали больную. Аксинья в обед принесла горячий суп, сваренный из сушеных грибов и гречневую кашу политую мёдом и кедровым маслом: «Для тебя специально отец Гавриил распорядился приготовить. Ешь, моя хорошая. Ой, да ты бледная, как поганка. У тебя что болит? Может позвать кого?» Аксинья переживала за здоровье подруги. За то короткое время, как они познакомились, девушки стали как родные сестры, да и по характеру схожи. От обеих исходило добро, порядочность, сострадание к ближнему. Лиза благодарна была монашке, что та о ней заботилась. Но как бы сейчас она хотела оказаться в своей хрущевке в Москве, закутаться в тетушкин шерстяной
