– А пусть даже не землю, пусть иное что, – глухо ворчал, не унимался Плешка. – Опять же жёнок своих оборонить, деток. Могилки отчие. Их-то на кого покинуть?
– Ты исшо дядьёв помяни да тёток. Да лешего с русалками.
– А и помяну.
– А и помяни! Думашь, плешивая твоя голова, у меня аль у иных в грудине не тянет? Исшо как тянет. Да токмо от беды краем идти надобно! Не напрямки лезть, аки дурак на рожны, а боком обойти. Тоды и помирать не надо, и жёнок с детишками сберегчи можно. Стены-то вкруг городов пошто возводили?
– А сраму не боишьси? Люди всё упомнют: и кто на рожны шёл, и кто боком ходил. И такоже дале поминать станут.
Старик взял со снега чашу, поднёс к губам.
– Пусть помнют, – хлебнул. – Нам тоды уж не жить.
Сзади подобралась Дарёнка, потянула за рукав. Матвейка поднял дочь, усадил на колени.
– Озябла?
– Не, – мотнула головёнкой, и зашептала в ухо. – Тятечка, а истину тот дядя баял, что я теперича красавицей буду? Я ту морковинку съела.
– Истину, как же иначе. Вырасти токмо.
– Вырасту, – пообещала Дарёнка.
– Тоды спать ложись. Давай-ка с мамкой в сани, я вас овчиной укрою.
– А ты тоже ляжешь? Нам с матушкой без тебя боязно.
– И я тож.
Матвейка отнёс дочь к саням, положил жене под бок, сам лёг рядом, натянул овчину на голову. Спорщики у костра утихомирились, только Плешка ещё бубнил что-то под нос, но потом и он замолчал.
Стан замирал, отходил ко сну: кто в сани забрался, кто возле костра устроился. Разговоры стихли – тишина – лишь скотина вздыхала тревожно да собаки брехали исподволь на отзывчивую темноту.
Матвейка прислушался к дыханию дочери: чистое. Прошлой ночью показалось – хрипит; студёно на воле, не подхватила бы лихоманку. Но нет, обошлось. Слава Богу. А старик… старик может и прав. Пахарь всем нужен, и земля тут не причём. Князь-то на что? Обещался беречь – береги, а коли не можешь, так ступай прочь. А то шлют воевод всяких, дескать, выручайте. Выручай, ишь. Нам до ваших бед дела нету, со своими бы справиться. А будут силой напирать да забижать зря, так мы на подъём легки. Не впервой. Леса за Окою великие, никто не сыщет… спрячемся…
…от беды, от лихоманки, от беса с помелом, от лешего. Вот они… Кони седые глазастые с возом хлопьев снежных. Ударили копытами по небу, рассыпали хлопья, и запела метель как некогда бабушка: «С гуся вода, с Матвеюшки худоба. Отколь гуси пришли – туды и подте…». Чистым по белому, блистающим до небес… Рано…
– Подымайся уже.
Жена легонько трясла за плечо.
– Что?
– Заспался ты нонче.
Матвейка выпростал ноги из-под овчины, сел. Ночь ещё висла над головой потолочной сажею, но чувствовалось – светает скоро. И вправду заспался. С полуночной стороны тёмной полосой надвигались