соткавшийся обилием годов,
и близится таинственный порог,
а я к суду нисколько не готов.
Ещё я буду сочинять
на прочих непохоже,
и ни одна на свете блядь
мне помешать не сможет.
Он был ужасно некрасив,
в себе не очень был уверен
и был поэтому спесив,
надменен и высокомерен.
Мы прошлое листаем не напрасно,
кровавые рассматривая пятна:
текущее становится нам ясно,
а будущее – горько, но понятно.
Часто вспоминаю, как во время оно
был и я гуляка из не самых слабых;
был я сластолюбец, нынче я сластёна —
ем я шоколадку, думаю о бабах.
В ленивом беспутстве своём
девицы – одно наслаждение:
они тяжелы на подъём,
но очень легки на падение.
Мир делится на множество частей,
и есть у каждой собственные власти;
история – симфония страстей,
кипящих в это время в каждой части.
Мне жизнь интересна с её необъятностью,
и ради гульбы её сочной
готов я мириться с любой неприятностью,
но не с панихидой досрочной.
В мире всё увязано и спаяно,
прошлое – грядущему сродни,
и братоубийственного Каина
всюду повторяют в наши дни.
Всё то, что уготовано судьбой,
я принял, уважая рок могучий,
а прочее, что рядом шло гурьбой,
я тоже не отверг на всякий случай.
Легко живя среди прогресса
и покалечены империей,
мы – щепки срубленного леса
с большой невнятной фанаберией.
Дружил я мало с забулдыгами
и в их домах я не гостил,
я жизнь мою провёл за книгами,
а счастье скверны – упустил.
Гляжу вперёд я неуверенно,
и есть резоны у тоски:
Россия будущим беременна,
но травит все его ростки.
Вот баба – ангел во плоти:
мягчайший нрав, небесный лик,
но если встать ей на пути,
то ведьмой делается вмиг.
Среди гавна живя, обычно
брезгливым чувством вы томимы,
потом гавно уже привычно,
а дальше вы неразделимы.
Сижу, сопя от наслаждения,
и тихо сам себя ругаю:
ведь наша жизнь, она – движение,
которым я пренебрегаю.
Греховна избирательность моя,
но я уже, похоже, свыкся с ней:
трагического много знаю я,
но мне смешное ближе и нужней.
Чем ярче та формулировка,
где всё – враньё и напоказ,
тем более легко и ловко
она прихватывает нас.
Улыбка бывает рассеянной,
надменной бывает улыбка,
пугливой и даже растерянной,
когда объявилась ошибка.
Прости, молодёжь, моё слово сердечное,
такая мне вышла стезя,
но сеять разумное, доброе, вечное
никак без занудства нельзя.
Живу я по-старчески благостно,
любуюсь шумливой эпохой,
а что было мерзко и пакостно,
уже мне до лампы и похуй.
Вокруг меня такие старики
сегодня пьют, забыв речушку Лету,
что вдруг и я здоровью вопреки
гуляю вместе с ними по буфету.
Я поживу ещё немножко,
ещё мне многое дано,
а после будет неотложка
и покурить не суждено.
Люблю свои стишки корявые:
почти всегда строка опрятная,
порой