– Позвольте? – изумился Василий. – Да вы сами клоун. – И посмотрел на охранника снизу вверх, глазами, в которых плясали смешливые огоньки, до помрачения рассудка ненавидимые Серёгой.
Охранник хотел ухватить шутника за шиворот и встряхнуть как следует, он даже вытянул верхнюю конечность, но тут увидел, что конечность его облачена не в привычную синюю форму, придающую уверенность трусоватому в обыденности характеру, а в красный рукав с ромбиками и жёлтые поролоновые перчатки.
Серёга повернулся к напарнику и вопросительно посмотрел на того, будто спрашивая: «Чё эта?» – но ответа не получил.
Напарник, вытаращив глаза, смотрел на коллегу и не узнавал его.
Зато узнавал он в образе, который неведомо как принял его друг, циркового клоуна в рыжем парике. Он, чувствуя непростительное надругательство над охранной властью, подлетел к коллеге и, желая помочь, ухватился за рыжую шевелюру, дёрнув резко.
Но, на удивление обоих стражей врат в царство телеэкранное, парик не сдёрнулся, а утянул за собой перепуганную башку Серёги, причинив боль. Тогда напарник схватил двумя короткими, толстыми, как кабачки, пальцами красный круглый нос товарища и рванул на себя. Но и нос не отлепился от физиономии, а лишь вызвал брызги слёз и пронзительный крик ничего не понимающего охранника.
– Что это со мной?!! – завопил Серёга, в приступе паники ощущая, как его дёрнули сначала за волосы, а потом ещё больнее за распухший почему-то и почему-то лиловый нос. Плача, он попытался освободиться от клоунского наряда и первым делом стал стягивать с рук поролоновые перчатки, но не смог, ощущая, что пытается снять собственную кожу. Тут с ним случилась истерика, и он, не глядя, побежал куда-то, звеня бубенчиками на манжетах.
– Так мы пройдём? – поинтересовался Василий у второго стража, стоящего с разинутым ртом посреди прохода.
Тот, имея мозговых извилин на две поболее, чем у сбежавшего коллеги, и наблюдавший всю сцену от начала и до конца, противиться не стал, а молча развернулся и, тряся толстыми короткими ляжками, побежал по кафельному полу прытким кабанчиком, юркнув в конце коридора за дверь. Троица визитёров спокойно прошла через покинутый пост, села в лифт и вознеслась в нём на пятый этаж останкинского телецентра.
Автовокзал
– Каждый кирпич в кладке сознания есть вклад величайший, трудоёмкий и веский! – провозглашал оратор, стоящий за трибуной. В зале народу была тьма. Кто-то мирно похрапывал, кто-то тайком распивал что-то, витающее в воздухе портвейным запахом, кто-то внимательно и с интересом слушал.
Елисей сидел далеко, и из-за пелены дыма, парящего над головами, с трудом различал черты лица выступающего. Тот тем временем продолжал:
– Мы! Все мы! Являемся непосредственными созидателями! Зодчими и архитекторами в своём роде, и наша задача объективно внедрять и быть непоколебимыми…
О чём шла речь, Елисей не понимал. Что это за собрание и кто эти люди, сидящие вокруг, было