– «И дикая лошадь не узнает нашего секрета!» – торжественно заверила его Энни. – А как вообще дикие лошади могут узнавать чьи-либо секреты?!
Но Мэтью уже ретировался, перепуганный своим неожиданным успехом. Он быстро сбежал в самый удаленный уголок пастбища, чтобы Марилла, не ровен час, не заподозрила, что он был наверху. Марилла же, по возвращении домой, приятно удивилась, услышав жалобный голосок сверху, зовущий ее по имени.
– Ну? – громко вопросила она, проходя в холл.
– Мне жаль, что я вышла из себя и наговорила кучу колкостей. Хочу принести свои извинения миссис Линд.
– Отлично! – Марилла ничем не выдала того облегчения, которое испытала при этих словах девочки. Она уже подумывала над тем, что же ей, в конце концов, делать, если Энни продолжит упорствовать. – Сейчас подою коров и выпущу вас.
Аккурат после доения Марилла и Энни шагали по дорожке, первая – триумфально, а вторая – подавленно. Но на середине спуска с холма, от подавленности Энни, словно по мановению волшебной палочки, не осталось и следа. Она приосанилась, подняла голову и ступала легко, заглядываясь на закатное небо и ощущая дрожание воздуха вокруг себя. Марилла без особого одобрения подметила происшедшую с девочкой метаморфозу. Куда-то исчез имидж «раскаявшейся грешницы», который как нельзя более подходил для того, чтобы предстать пред очами разобиженной миссис Линд.
– О чем это вы думаете, Энни? – спросила она резко.
– Готовлю речь для миссис Линд, – мечтательно ответила та.
Что же, ответ, казалось, вполне устраивал Мариллу. Однако, она никак не могла отделаться от ощущения, будто что-то в ее методе воспитания дало осечку. Почему это Энни вдруг стала выглядеть такой беззаботной и сияющей? И такой Энни оставалась вплоть до тех пор, пока не оказалась в непосредственной близости от миссис Линд, занимавшейся рукоделием у кухонного окна. В тот момент ее «сияние» потускнело, и на лице появилось выражение скорби и раскаяния. Едва изумленная миссис Линд успела открыть рот, как Энни вдруг упала перед ней на колени и сложила руки в умоляющем жесте.
– О, миссис Линд, я так сожалею, так сожалею! – пролепетала она. – Не могла бы выразить всего своего раскаяния даже с помощью энциклопедического словаря! Вы просто представьте его себе. О, как гнусно я обошлась с вами. Я так опозорила своих дорогих друзей, позволивших мне остаться в Грин Гейблз, хотя я и не мальчик. Я – слабая и неблагодарная девчонка! И меня не следует пускать отныне в приличное общество… И отчего я «спустила собак»? Ведь вы сказали мне чистейшую правду! Все – правда; все, до единого слова! Мои волосы – рыжие, я вся в веснушках и тощая, как спичка и… отвратительная! И то, что я сказала вам – тоже правда; но мне не следовало этого говорить… О, миссис Линд, прошу, умоляю вас простить меня! Если вы откажетесь, то страданию моему не будет конца до гроба! Вы же не станете мучить бедную сироту, хоть у нее и жуткий характер? О, уверена, вы этого не допустите! Пожалуйста, скажите, что вы прощаете меня, о, миссис Линд!
Энни