Через неделю – на обратное превращение осталось сорок восемь дней – я уже бегло говорила по-огрски, без всяких усилий, будто слова всю жизнь дремали у меня где-то на задворках сознания. Свой дар убеждения, который мне нужно было перенять, огры называли «зЭЭн» – и глагол, и существительное. Это слово значит что-то вроде «пасти стадо» – пасти чувства, наверное, – а не убеждать, хотя и оттенок убеждения здесь есть.
ЗЭЭнить друг друга огры не умеют, но ШаММ, вожак, не разрешал мне даже и пытаться. Я была не как все, и он боялся, как бы я его не свергла, если окажется, что я умею то, чего никто больше не умеет. Однако из-за нашей договоренности он позволил другим отвечать на мои вопросы.
Согласились только ССахлУУ и ЭЭнс. ССахлУУ сделал такой жест, будто приминал что-то ладонью:
– Ощущаешь их страх и подбираешь тот же тон, который они задают. Они сами делают всю работу.
– Только тон – вот и все убеждение. – ЭЭнс зевнул. – УНН эММонг джООл.
– А как это?
– Ты же ощутила, как боится тот эльф? – спросил ССахлУУ.
Я кивнула.
– А ты чувствовала в нем другое настроение, оболочку, которая окутывает страх? – спросил ЭЭнс.
Я пожала плечами. Кажется, да. Эльф не просто боялся.
ССахлУУ улыбнулся, будто я была школьница-отличница.
– Вот это настроение ты и усиливаешь голосом. Чтобы оболочка страха стала толще.
– Но раньше ты говорил, что голосом я должна придавить страх.
Улыбка стала еще шире.
– Это одно и то же. А потом подсказываешь человеку, что нужно думать.
Все это было как-то странно и невозможно. И ужасно. Если уж что-то принадлежит нам безраздельно, так это наши мысли.
Увы, объяснения ССахлУУ и ЭЭнса так и остались теорией: будто учитель описывает, как хорошо уметь читать, не показав ученику ни буквы. Однако ШаММ не сомневался, что соблюдает свою часть договора.
Я еле подавила желание сбежать, ведь тогда я уж точно никогда не научусь огрским чарам, а другого способа вернуться к людям и, возможно, обрести любовь я придумать не могла, поэтому осталась, считая дни и теряя надежду.
По ночам я воровала еду с усадеб, причем одна, несмотря на риск, поскольку сомневалась, что банда устоит перед соблазном, когда пища окажется так близко. К тому же моя человеческая половина не желала, чтобы огры узнали о коптильнях и привыкли находиться под крышей.
Усадьбы начинались всего в получасе быстрым шагом от Топей и ради безопасности располагались вплотную друг к другу. Через несколько миль расстояния между ними начинали увеличиваться и доходили до мили и даже больше, однако дома все равно строили ближе к дороге. На богатых усадьбах имелись отдельные сушильни и коптильни, а на усадьбах попроще мясо сушили в пристройках, у которых была общая стена с хозяйским домом.
С каждой ночью мне приходилось забираться все дальше. Вскоре я буду отсутствовать по несколько часов