– Может быть, и прочитаю, – поляк сунул телеграмму в карман штанов.
Пенелопа пришла сюда для серьезного разговора с поляком об их отношениях, но теперь она сама удивлялась тому, что, разговаривая с Фаберовским, она только ищет повода для скандала.
– Зачем ты сжигаешь мебель? – с вызовом спросила она.
– Первобытное варварство! – квакнула Какссон.
– Это не мебель, – охотно принял этот вызов Фаберовский. – Это набор дешевых гнутых деревяшек. Скажи еще, что я жгу картины, – он подцепил палкой тлеющую раскрашенную олеографию, изображавшую танцующее под дудку странное животное, подпись под которым утверждала, что это медведь на ярмарке.
– Тебе не жалко Эстер, которая вложила во все это столько души?
– Миссис Смит так много сделала для вас, мистер Фейберовский, стремясь воспитать у вас вкус и понятия о приличном, – поддержала ее Какссон, – но из вас никогда не получится даже жалкого подобия настоящего британца.
– Пусть бы она помогала лучше нищим в Ист-Энде! – огрызнулся поляк.
– Мало вы причинили горя, мало вы опозорили благородного доктора Смита, настоящего джентльмена и христианина, мало вам слез и невзгод, выпавших на долю его несчастной дочери после вашего постыдного бегства, – продолжала Какссон, испепеляя взором поляка, – так вы еще, вернувшись, позволяете себе измываться над почтенным семейством Смитов, так много испытавшим из-за вашей подлости и коварства!
– Убери свою шавку, Пенни, – бросил своей невесте Фаберовский. – Не для того я возвратился в Англию, чтобы слушать в своем доме всю эту чушь.
На глазах Пенелопы выступили злые слезы обиды.
– Я пошла на такой позор ради тебя, я приехала даже в церковь, чтобы дать тебе время скрыться из Лондона, а ты не послал мне даже телеграммы, что ты спасся. Лучше бы ты утонул!
– Да, мистер Фейберовский, вам следовало бы утонуть! – объявила мисс Какссон. – Когда тонул крейсер «Блудхаунд», ради спасения находившихся на борту женщин офицеры предпочли вовсе не садиться в шлюпки и с честью погибнуть в пучине. А вы вернулись и еще смеете всем нам указывать, что нам делать, а что нет!
– С вами, мисс Какссон, я вовсе не разговариваю, – сказал поляк. – Потрудитесь покинуть мой дом.
– Сейчас! Как же! Она приехала со мной и со мной же уедет!
«Боже! – подумала Пенелопа про себя. – Что я такое говорю! Если мы начали говорить таким образом, то чем же мы закончим?»
Фаберовский тоже чувствовал, что разговор идет не туда, и если не успокоить Пенелопу, то она, при подуськивании со стороны Какссон, непременно вцепится ему в глаза.
– Я не мог послать тебе телеграммы! – сдерживаясь, сказал он. – Там нет телеграфа!
– И где же такое место на земле, хотели бы мы знать, где нет телеграфа? – спросила Какссон.
– Я был в Якутске, это в самом центре Сибири.
– И что, в этом Якутске нет