Моя бабушка видела призраков. По крайней мере одного: моего дядю Эда, после того как тот свалился с мотоцикла в Австралии. «Он так и не понял, что умер, – вздыхала бабушка. – Бедный мой ягненочек. Я протянула ему руку со словами, что все хорошо, он добрался до дома, и мы любим его». Воспоминание заставило меня поежиться, и перед тем как Перси Блайт повернулась, на ее лице мелькнуло мрачное удовлетворение.
Слякотник, архивная комната и запертая дверь
Я следовала за Перси Блайт по лестничным пролетам, мрачным коридорам и снова вниз. Вероятно, глубже, чем уровень, с которого мы начали подъем? Как и все здания, развивающиеся с течением времени, Майлдерхерст был подобен лоскутному одеялу. Крылья пристраивались и перестраивались, разрушались и возрождались. В результате в нем было легко заблудиться, особенно человеку без врожденного чувства направления. Казалось, замок складывается внутрь, как один из рисунков Эшера, на которых можно вечность бродить по лестницам, круг за кругом, но так и не найти конца. Окон не было – ни единого, с тех пор как мы покинули чердак, – и мрак сгустился окончательно. На одном этаже я определенно услышала плывущую, катящуюся по камням мелодию, романтичную, задумчивую, смутно знакомую, но, когда мы завернули за очередной угол, она растаяла, если вообще существовала. Что мне точно не почудилось, так это резкий запах, который становился все сильнее по мере того, как мы спускались, но он не был неприятным только благодаря своей землистости.
Хотя Перси отмахнулась от отцовской идеи о далеких часах, по пути я невольно прикасалась к прохладным камням. Какие следы могла оставить мама, когда жила в Майлдерхерсте? Маленькая девочка по-прежнему шагала рядом со мной, пусть и все время молчала. Я хотела было спросить о ней Перси, но зашла слишком далеко, не объявив о своей связи с домом, и теперь все мысли в голове попахивали двуличием. В конце концов я остановилась на классической пассивно-агрессивной уловке:
– Замок был реквизирован во время войны?
– Нет. Боже праведный! Я бы этого не вынесла. Урон, который был нанесен некоторым прекраснейшим домам нации… Нет! – Перси яростно затрясла головой. – Слава богу! Это как руку отрезать. Но мы делали все возможное. Я работала в службе скорой помощи в Фолкстоне. Саффи шила одежду и бинты, связала тысячу шарфов. Еще мы взяли к себе эвакуированного ребенка в самом начале войны.
– Вот как?
Мой голос чуть заметно задрожал. Малышка рядом со мной подскочила.
– По настоянию Юнипер. Маленькую девочку из Лондона. О господи, я забыла, как ее звали! Как глупо с моей стороны… Прошу прощения за запах.
Мое сердце сжалось от сочувствия к той забытой девочке.
– Это грязь, – продолжила Перси. – Пахнет от засыпанного рва. Летом подземные воды поднимаются, просачиваются сквозь подвал и приносят запах гниющей рыбы. Хорошо, что здесь внизу нет ничего ценного. Ничего, кроме архивной комнаты, а она защищена от воды. Стены и пол обшиты медью, дверь свинцовая. Ничто не может проникнуть внутрь или покинуть ее стены.
– Архивная. –