Дворцовые интриги и политические авантюры. Записки Марии Клейнмихель. Отсутствует

все время в сопровождении Бальзака уехали в свое поместье, где сестра бабушки моей вскоре потеряла своего мужа и вышла замуж за своего полубога. Эта связь была тем не менее кратковременной. Они уехали в Париж, где она купила себе большой дом, но год спустя Бальзак в нем же умер. Улица поныне носит его имя.

      Я часто затем видела сестру моей бабушки в ее доме, который походил на полный благоговения памятник Бальзаку. Она жила там со своей единственной дочерью и ее супругом графом Георгием Мнишек, последним потомком рода Мнишек, к которому принадлежала и знаменитая Марина Мнишек, вышедшая замуж за Лжедмитрия. Оба брата Георгий и Леон Мнишек были владельцами Вшиневцов, где Лжедмитрий сочетался браком с Мариной (я была там ребенком и помню еще и теперь золотой экипаж молодоженов). Супруга Леона Мнишек урожденная Потоцкая была владелицей Ливадийского дворца, находящегося в Крыму и впоследствии проданного ею Александру II. В этой царской резиденции умер Александр III.

      Я вспоминаю теперь о едва ли не единственном стихотворении, написанном Бальзаком в шутку своей жене, стихотворении, часто цитируемом в нашей семье. Прошло более 50 лет с тех пор, как я его слышала, и могу привести его лишь в выдержках, и если в нем встречаются ошибки в стихосложении, то это, вероятно, более моя вина, чем Бальзака:

Полонез

      Уйти, и навсегда остаться,

      Пообещать и обмануть,

      Влюбленной накануне быть, и вдруг расстаться,

      И двери для любови новой распахнуть.

      Прослыть графиней и простушкой быть

      Про греческий и про латынь забыть

      Пленять красою тела, просто жить,

      Россини мальчишкой глупым обозвать

      И только мазурку Шопена музы2кой считать.

      Не тот ли это полонез фривольный

      Что моден ныне в столице французской – танец залетный

      Неискренний и ветренный, как птица перелетная,

      Что всюду ищет близких берегов да жизни вольной

      Чтоб свить гнездо под сенью дубрав

      И первородному греху предаться, волю страсти дав.

      Ведь Ева, человечества мать, за Адамом пошла

      Но вот беда: француженкой она была

      Ах, если бы полячкой Ева быть смогла

      Другая бы судьба всех нас ждала,

      И как бы было мило:

      Она бы яблочко то сорвала,

      Но никогда бы не вкусила..

(Пер. с франц. А. В. Чудовой)

      Если я сказала, что это стихотворение было едва ли не единственным стихотворением Бальзака, то я ошиблась. Помню, в 1857 г. я часто видела мою тетю, лежащей в кресле под прекрасным портретом работы Бакиарелли, знаменитого итальянского художника, бывшего при дворе короля Станислава Августа. Портрет этот изображал отца моей тетки, графа Адама Ржевусского – польского посланника при Саксонском дворе «красавца Ржевусского», как его называли в мемуарах того времени. Его двоюродный брат Северин Ржевусский вместе с Потоцким и Браницким подписали договор в Тарговицах{14},