– Двадцать пять тысяч франков! – снова повторил Туссен с горящими от вожделения глазами.
– Помолчи, Туссен! – суровым голосом сказал плотник.
– Двадцать пять тысяч франков, друг мой Жан, – повторил с нежностью в голосе угольщик.
– Ты получишь двадцать пять тумаков, если не замолчишь, Туссен.
– Пятьдесят тысяч франков на двоих. Деньги вы получите сегодня же вечером.
– Это целое состояние, Жан! Целое состояние! – пробормотал угольщик.
– Да умолкнешь ли ты, несчастный! – сказал Жан Торо, угрожающе замахиваясь на приятеля.
– Но ты хотя бы спроси у него, как мы можем заработать эти двадцать пять тысяч франков.
– Ладно, – сказал Жан Торо.
И, поворачиваясь к пленнику, спросил:
– Итак, господин граф, вы оказываете нам честь предложить каждому по двадцать пять тысяч франков? А не скажете ли мне, какую работу мы должны выполнить для того, чтобы заработать такую сумму?
– Я предлагаю вам такую сумму за мою свободу. Все очень просто.
– Ты слышал, Жан Торо? – спросил угольщик, толкая приятеля локтем в бок.
– Туссен, Туссен! – пробормотал Жан Торо, пронизывая своего приятеля взглядом.
– Молчу, молчу… Но ведь двадцать пять тысяч франков…
Плотник повернулся к графу.
– А с чего это вы взяли, что мы держим вас в неволе, дворянчик? – спросил он.
– Да потому, – ответил Вальженез, – что кто-то, как мне кажется, вам за это заплатил.
Жан Торо занес свою лапищу над Лореданом. Но потом, сделав усилие над собой, медленно опустил руку.
– Заплатил! – сказал плотник. – Только люди, подобные вам, господин граф, люди, которые покупают или продают честь других, могут платить за это деньги. Да, именно так поступают богатые люди, те, кто не работает. Они платят за то зло, которое не могут творить сами… Слушайте хорошенько, господин граф: будь вы в десять раз богаче, имей вы возможность предложить мне вместо двадцати пяти тысяч франков миллион за то, чтобы я отпустил вас хотя бы на минуту раньше указанного мне срока, я отказался бы с презрением, которое никак не меньше радости, какую я получаю оттого, что вы – мой пленник.
– Я предлагаю вам сто тысяч франков вместо пятидесяти, – лаконично произнес господин де Вальженез.
– Жан! Жан! – вскричал Туссен. – Ты слышишь? По пятьдесят тысяч на брата!
– Туссен, – продолжал плотник. – Я считал тебя честным малым. Еще слово, и ты мне больше не друг!
– Но послушай, Жан, – вкрадчиво сказал Туссен. – Ведь то, что я тебе говорю, пойдет на пользу не только мне, но и тебе!
– Как это – мне?
– Конечно! И тебе… И Фифине, и твоему ребенку!
При словах «И Фифине, и твоему ребенку» глаза Жана Торо стали метать молнии.
Он тут же схватил Туссена за шиворот и, потряся его, словно лесоруб, трясущий дерево перед тем, как срубить, воскликнул:
– О! Да замолчишь ли ты когда-нибудь,