Когда-то она стояла вот так, вертя штурвал во все стороны, сзывая аварийный сбор, и крича про себя: «Бей в барабаны! Труби в трубы! – как Эмилия, вдова дворцового коменданта из сказки Шварца «Обыкновенное чудо» – Караул, в ружьё! Шпаги вон! К бою готовьсь! В штыки!»
О, благословенные годы! Как она была счастлива тогда! Она сражалась! Она всю свою сознательную жизнь ползла к амбразуре, чтобы закрыть её собой. Она – вечный Буревестник, призывающий на свою голову бурю. Она всю жизнь жаждала борьбы, боя, мечтала погибнуть от руки врагов на руках друзей – как комиссар в «Оптимистической трагедии» Вишневского. Или как её любимый Овод. Чтобы враги расстреливали её и плакали, расстреливая. Впрочем, это не про комуняк. Эти не заплачут. Но теперь-то уж точно заплачут. Правда, по другому поводу: от страха и злости. О, как она будет к ним безжалостна! Она не успокоится, пока останется на Земле хоть один комуняка! Весь остаток своей жизни пламенной революционерки она посвятит их уничтожению. Партаппаратчику – партаппаратчиково. Как говорится, война объявлена, претензий больше нет. И пусть их рассудит Калашников.
В своё время они её не убили – на свою голову. Она всегда утверждала, что КГБ поступает глупо, сохраняя ей жизнь, и что в этом они ещё раскаются. Пожалуй, они раскаялись уже в день закрытия их «конторы». Теперь война будет не на жизнь, а на смерть. Вот только жаль, годы не те. Здоровье не то. Она не просто Старая Крыса, она Старая Больная Крыса. Но это будет её последний смертный бой и она, быть может, наконец погибнет.
Валерия Ильинична на прощание ещё раз с силой крутанула штурвал и, бросив в предрассветный туман воинственный клич дикарей из не помнит какой книжки: «Батуалла!», достала из сумки ракетницу.
Три красных и две зелёных ракеты – условный сигнал. Аварийный сбор всей организации в их Гайд-парке – Пушкинской площади. Дальнейшее – по обстоятельствам.
Протрубив всеобщий сбор, Валерия Ильинична, напевая свою любимую песню «Ты только прикажи, и я не струшу, товарищ Время, товарищ Время», крышами пробралась на соседнюю улицу: у её подъезда наверняка уже дежурят «топтуны».
Митинг на Пушкинской был краток и лаконичен – и так всё ясно. Его лозунги просты и незатейливы:
Домой Валерия Ильинична не вернулась. Лубянку и психушку ей больше не выдержать. Ей не двадцать лет. И не тридцать. Даже не сорок. Но с собой она всегда носила маленький чемоданчик с необходимыми вещами – бельём, книгами, лекарствами. Чемоданчик профессионального революционера.
С митинга Валерия Ильинична ушла в подполье.
Подполье находилось на даче Константина Борового, замаскированное под обычный погребок для дачных заготовок.
Валерия Ильинична понимала: здесь ей долго не продержаться, даже если отстреливаться, а последнюю пулю пустить в себя. Нужны