– Ребятишек – учить воевать?
– А как они, по-твоему, вырастут воинами?
– И где мы с ними будет учиться?
– Есть тут у меня одна хата. Казак на службу ушел, да и сгинул. Никакого официального уведомления, что он погиб, мы не получили. Как и то, что он жив. Значит, пока будешь учить ребятишек в его хате. У него как раз удобно. Весь дом – одна горница, и потолки высокие, не то, что у других. Где он такие увидел, не пойму. Всю жизнь до того в Млынке прожил.
Казаки помолчали, глядя друг другу в глаза. Атаман Иван Федорович испытывающе, бывший пластун Петр Бабич с благодарностью.
– А вот скажи-ка ты мне, Иван Федорович, почему ты, станичный атаман, думаешь о том, что должно интересовать людей государственных? Я ребятишек имею в виду.
– А я и есть человек государственный. Мои интересы – не только благо для казаков, но и для государства: чем лучше мы молодых казаков выучим, тем больше их с войны вернется, а значит, больше рабочих рук будет в стране…
– Думаешь, война будет?
– Война будет всегда. По крайней мере, казак всегда должен быть к ней готов. Такое мы воинское сословие, что от рождения должны учить этому своих детей… Меня беспокоит то, что казаки потихоньку утрачивают свое боевое искусство. Все больше на ружья полагаются. А винтовок, надо сказать, у нас не столько, сколько потребно.
– От пули никуда не уйдешь, – мрачно заметил Петр.
– И это говорит пластун!
Атаман нарочито горестно всплеснул руками.
– Говори, берешься, учить казачат или нет?
– Берусь, – Бабич кивнул в знак согласия. – Все, что знаю, им передам, а там уж сами решайте, какой из меня учитель.
– Решим… – атаман усмехнулся в усы. – Могу признаться, что на такое дело я уговорил еще кое-кого. На другом краю станицы. А как время пройдет, мы ваших казачат сведем вместе и посмотрим, кто искуснее… И еще…
Иван Федорович помедлил, а потом хитро улыбнулся:
– Я тут со своими товарищами посоветовался, и мы решили отдать вам Грома.
– Того самого? – удивился Петр.
– Того самого.
Гром был в станице легендарным конем. В свое время Иван Федорович на нем где только не побывал. Конь достался ему во время войны с турками, когда казаки напали на их обоз. Он был тогда трехлетком, но так прикипел к своему новому хозяину, что будто стал понимать человеческую речь. Русскую, а не турецкую!
Это был удивительно умный конь. Как звали его на самом деле, понятное дело, Павлюченко не знал. Но конь на Грома откликался, и так эта кличка ему и осталась.
Во время одного сражения Ивана Федоровича ранило, и он потерял сознание. Гром лег рядом с ним, облизал хозяину лицо, и, увидев, что тот пришел в себя, терпеливо ждал, когда хозяин возьмется за гриву и с трудом перевалится через его круп. Потом осторожно встал и повез свою непривычно безмолвную ношу к своим…
Казаки уже считали командира погибшим, когда поздним вечером конь подошел к костру, где казаки ужинали, и заржал.