Фюрер обозначил потуги на улыбку.
– А я и не предлагаю ему стреляться. Я даю ему возможность повиниться и запросить помилования. И он его запросит, будьте уверены…
Уверенность не подвела фюрера. Не потребовался даже его «личный Нострадамус»: фюрер слишком хорошо знал «героическую натуру» рейхсмаршала. Как он и предполагал, Геринг молниеносно «отгрузил в штаны» – и в ответной радиограмме «упал на колени».
– Ну, что я вам говорил! – дал некое подобие эмоций фюрер. – Снизойдём, господа: жалко!
– Рейхсмаршала? – ещё раз прокисли лицами Борман с Геббельсом.
– Своего реноме! – внушительно поправил фюрер. – И не рейхсмаршала – а всего лишь господина Геринга!
Соратники оперативно просияли ожившими лицами.
– Неужели, мой фюрер?! – обнадёжился за двоих Геббельс.
– Да, я лишаю Геринга всех чинов, званий и наград.
– А как – насчёт членства в партии? – решительно встал за правду Борман: «коль рубнуть – так, уж, сплеча».
Фюрер обмяк лицом: «завод кончился» – требовалась «подзарядка».
– Подумаем…
– А я уже подумал! – мужественно оппонировал Борман.
– И я – тоже! – проявил «массовый героизм» рейхсминистр.
Фюрер собрал последние ресурсы мышечной энергии.
– Хорошо, господа. Я учту Вашу партийную принципиальность при написании завещания.
Борман оперативно развернул блокнот.
– Не сейчас, Борман! – из последних сил поморщился фюрер. – Чуть позже! Сами понимаете: служенье муз не терпит суеты…
Борман и Геббельс изнывали от нетерпения целых три дня: ни писать завещания, ни стреляться фюрер не спешил.
Но двадцать восьмого апреля «лёд тронулся». Всё началось с того, что без четверти десять к Геббельсу прибежал Кемпка.
– Господин рейхсминистр! Только что радио Би-Би-Си передало сообщение агентства Рейтер!
– А кто Вам разрешил слушать вражеские голоса?! – попытался выкатить от рождения впалую грудь Геббельс.
– Вы, доктор! – не испугался Кемпка. И не только потому, что он был личным шофёром Гитлера на протяжении многих лет. Имелась и другая, не менее веская, причина. И её Кемпка, разумеется, тут же выложил на голову рейхсминистра. – И Вы не только разрешили, но и приказали слушать, объяснив это тем, что источников информации о событиях «во внешнем мире» у нас практически не осталось: ведь междугородная связь не работает. «А измену-то надо выкорчёвывать!» – так Вы сказали.
Геббельс немедленно погасил вспышку личного патриотизма, как неуместную: сказанное шофёром соответствовало действительности.
– Я слушаю Вас, штурмбанфюрер!
– Гиммлер связался с Бернадоттом,