Глава 2
Озене, Ланди-Котал, 84-й год эры Викрама, месяц пхальгуна[76]
Иешуа проснулся от петушиного крика. Рядом заворочался Бхимадаса, потом заплакал ребенок. Мать молча сунула младенцу грудь, и тот сразу затих, зачмокав губами. Зашевелились остальные дети, закряхтел старик, вылезая из-под шерстяного покрывала, заохали приживалки.
Послышался нестройный шепот: «Да простятся мне грешные мысли, посетившие меня ночью».
Животные в хлеву словно почувствовали, что хозяева собираются вставать: призывно заблеяла коза, озабоченно закудахтали куры.
Откинув полог, иудей выбрался из хижины. Светлеющее небо подернулось облаками. Под утро прошел проливной дождь, из-за этого джунгли парили. Прозрачные дождевые капли искрились на банановых листьях. Казалось, стрельчатые ветви финиковых пальм гнутся к земле под тяжестью напитавшей их воды. Верхушки исполинских салов и палисандров терялись в тумане.
Вдруг гроздь бананов прямо перед его лицом разлетелась – это напуганная появлением человека стайка зеленых попугаев такого же цвета, что и сами плоды, с недовольным свистом и щелканьем вспорхнула, не закончив пиршество.
В деревне джайнов начинался рабочий день.
Женщины с кувшинами в руках торопились к пруду, мужчины открывали загоны для скота, чтобы выпустить животных на водопой. Коз и коров подростки погонят на выпас, а волы будут месить глину на рисовом чеке под посадку ростков.
Позаботившись о животных, крестьяне отправились жать ячмень. Оставшиеся с матерями дети со смехом и криками гонялись за поросятами, кормили зерном цыплят.
Деревенский жрец, увешанный гирляндами из бархатцев и гибискуса, с кожаным ведром в руке деловито подошел к статуе общинного тиртханкара[77]. Черпая горстью парное молоко, тщательно вымазал ему лицо, грудь и плечи. Затем опустился на колени. Возложив цветы у его ног, замер в благоговейном молчании, словно созерцая, как душа аскета исходит из колоды.
От каждого дома кто-нибудь подходил к идолу, чтобы поставить перед ним мисочку риса, положить фрукты, сладости или свежесорванные водяные лилии.
Бхимадаса хлопнул Иешуа по плечу.
– Мы с тобой пойдем на реку лепить кирпичи.
– Ты же собирался складывать стены из сучьев.
– Передумал. Я хочу, чтобы у меня был большой и прочный дом, а не куриный насест, из которого на землю нужно спускаться по жердям.
– Как скажешь… – без особой радости протянул Иешуа.
Потом не удержался, съязвил:
– Тебе со мной повезло. Какой другой дурак согласится целый день на жаре копаться в речном иле. Того и гляди болотный крокодил схватит за ногу. Про пиявок и москитов я даже не заикаюсь…
– Как будто ты в Палестине кирпичи не лепил, – попытался оправдаться гонд.
– Зачем, у нас из камней делают – чистая работа, не для шудр, – поддел друга Иешуа.
– Шудра тоже человек, –