Когда он стоял у дверей дома мадам Оленской, любопытство победило в нем все остальные чувства. Его озадачил повелительный тон, которым она высказала свою настойчивую просьбу. Он пришел к выводу, что эта женщина только производит впечатление простой и наивной, но на самом деле таковой не является.
Двери отворила смуглая служанка, судя по всему, иностранка. Ачер почему-то решил, что она с Сицилии, глядя на ее цветастую шаль, которой она прикрывала пышную грудь. Она поприветствовала его своей белозубой улыбкой и, отвечая на все вопросы отрицательным покачиванием головы, из чего следовало, что она не понимает ни слова, провела его через маленький холл в гостиную с зажженным камином. В комнате никого не было, и служанка оставила его в ней надолго одного гадать, отправилась ли она доложить своей хозяйке о его приходе, или вообще не поняла, зачем он здесь. Он подумал, что неплохо было бы подвести стрелки часов в доме. По крайней мере часы, висевшие в гостиной, чудовищно отставали. Ачер слышал, что в южных странах люди общаются между собой большей частью на языке мимики и жеста. И он ломал себе голову над тем, какой смысл вкладывала эта служанка в свои улыбки, и что она хотела сказать ему, когда пожимала своими круглыми плечами. Он был подавлен тем, что совершенно ничего не понимал. Наконец она вернулась, держа в руке лампу. К тому времени Ачер уже успел сложить из итальянских слов, почерпнутых из бессмертных произведений Данте и Петрарки, вполне законченную фразу. В ответ он услышал:
«La signora e fiori; ma verra subito»; и решил, что это означает: «Синьоры нет дома, но она скоро будет».
То, что предстало его взору при тусклом свете лампы, было совершенно не похоже на те интерьеры гостиных, которые он привык видеть. Он был наслышан о том, что графиня Оленская привезла с собой часть своей домашней коллекции. Все, что ей удалось вывезти, она называла «обломками кораблекрушения». К ним причислялись: изящный столик из черного дерева, греческая бронзовая статуэтка (само очарование!), и красный персидский ковер, прибитый гвоздями к стене, оклеенной выцветшими обоями. По обе стороны от него висели две итальянские картины в старинных рамах.
Ньюлэнд Ачер гордился своими познаниями в области итальянского искусства. Еще в детстве он зачитывался Раскиным и перечитал почти все книги