Когда после обеда мужчины присоединились к дамам, князь сразу же направился к графине Оленской. Они уселись вдвоем в уголке и между ними почти тотчас же завязалась оживленная беседа. Казалось, князю было невдомек, что первым делом ему надлежало обменяться любезностями с миссис Ловелл Мингот и миссис Хедли Чиверс; а графине пришлось прервать разговор с дружелюбно настроенным ипохондриком, мистером Урбаном Дедженитом с площади Вашингтона, который, ради того, чтобы с ней познакомиться, нарушил свое золотое правило не выезжать с января по апрель.
Князь с графиней непринужденно болтали не меньше двадцати минут. Потом графиня поднялась и, пройдя через всю гостиную, села рядом с Ньюлэндом Ачером.
Нью-Йорк не припомнил случая, чтобы леди вот так, запросто оставляла одного джентльмена ради того, чтобы пообщаться с другим. Правила этикета требовали, чтобы дама сидела неподвижно (как идол) и ждала, пока джентльмен, желающий переговорить с ней, не подойдет и не сядет рядом. Но графиня, судя по всему, и не подозревала, что нарушает правила этикета. Она с непринужденной грацией сидела на софе в углу, рядом с Ачером, и смотрела на него добрыми глазами.
«Давайте с вами поговорим о Мэй», – предложила она.
Вместо ответа он спросил ее:
«Вы были знакомы с князем раньше?»
«О, да! Мы почти каждую зиму встречались с ним в Ницце. Он – настоящий бретер, этот князь! Его частенько видели в игорном доме». Она говорила это так просто и естественно, как если бы речь шла о том, что князь без ума от полевых цветов. После короткой паузы она добавила: «Такого зануды, как этот князь, мне еще не приходилось встречать!»
Это настолько воодушевило ее собеседника, что он позабыл о том, как она шокировала его в начале разговора. Это замечательно, что рядом с ним сидит молодая женщина, считающая князя Ван-дер-Лайденов скучнейшим человеком и отважно высказывающая свое мнение вслух.
Ему не терпелось расспросить ее о той жизни, которую она вела раньше. Он мог судить о ней лишь по беззаботным словам графини, сказанным ранее. Тогда она всего лишь приоткрыла завесу, а он боялся будоражить ее своими вопросами, поскольку воспоминания были не из приятных. Но прежде, чем он успел открыть рот, чтобы, в конце концов, поговорить с ней начистоту, она вернулась к интересовавшему ее предмету разговора.
«Мэй просто замечательная, не правда ли? Ни одна девушка в Нью-Йорке не сможет затмить ее ни красотой, ни умом. Вы очень ее любите?»
Ньюлэнд Ачер покраснел и рассмеялся: «Мужчина не может любить сильнее!»
Графиня продолжала в задумчивости разглядывать его. Казалось, она боялась упустить нечто важное из их разговора.
«Не думаете ли вы, что все же есть какой-то… предел?»
«Моему