– Вернусь с лова, всё брошу и уйду на покой! – в сердцах говорил шкипер каждый раз, когда сейнеры снаряжались для выхода в плавание.
Он уже и местечко присмотрел, на вершине холма, что возвышался над купеческой гаванью. Там, в окружении высоких сосен, можно поставить крепкую хижину, не боящуюся ни вьюг, ни града. А в погребке держать наготове пару бочонков темного эля, который приятно потягивать из глиняных чаш у жаркого очага, травя байки с такими же старыми моряками, сошедшими на сушу, или же просто слушать завывание ветра в трубе. И вот тогда пусть стучат в ставни хоть все-все ветра и снега мира, он им не откроет! Довольно с него! А возьмет клетчатый плед, укроет старческие натруженные в долгих вахтах колени и будет дремать, пока песок в незримых часах жизни не перетечет на самое дно.
Только все понимали, что не скоро случится последний сезон у Папаши Ло. Так за чуткость к молодняку в порту прозвали шкипера. Да и настанет ли он, этот последний сезон? Ведь чаще моряки заканчивали век не в уютной постели, а где-то там, в глухой морской ночи, когда не видно и не слышно ничего и никого, когда помощник не успеет вот так, как сейчас, крикнуть: «На пятке!». И сейнер, набравший ход, переломится, как сухая ветка, а те, кто будет барахтаться после в море, не успев надеть мореступы и спасительные ватники, станут завидовать другим, которые ушли на дно вместе с кораблем.
Молодым да вертким иногда удавалось вынырнуть и с двадцатиметровой глубины. Ходила легенда о матросе, спасшемся с корабля, который ушел на верную сотню метров. Легенды тем и примечательны, что слыхать их все слыхали, да случившегося никто не видал. Это как байки о путешествиях в Великую Бездну.
На этот раз испытывать судьбу и корабль на прочность не пришлось. Помощник, теряя голос, выкрикнул спасительное предупреждение, а Папаша Ло, вывихнув кисть, успел налечь на штурвал и увести «Пеликан» от опасности.
Дрожа от натуги, нацелив бушприт в темные небеса, словно вставший на дыбы единорог, сейнер останавливался, разворачиваясь бортом, продолжая двигаться по инерции боком. А потом раздался отчетливый удар, правый полоз воткнулся во что-то твердое, и сейнер замер.
– Убрать паруса! – настала пора не жалеть связок и Папаше Ло. – Вейвул? Ты как, старина?
По палубе прокатился дробный топот парусной команды и ловцов.
– Я в порядке, но вот «Пеликан»… – донесся изменившийся, ослабленный долгим трудом голос помощника.
– Что с ним?
– Во что-то мы упёрлись. Как будто скала, которой здесь быть не должно.
Помощник покинул штурманскую люльку и брел по палубе, цепляясь за леера. От двухчасовой игры с волнами его шатало. Остановка корабля во время вьюги всегда означала крупные неприятности, именно потому и пришлось Папаше Ло со своим помощником рисковать, устраивая гонки с судьбой, рискуя нарваться на неприятности. Но, кажется, миновать их полностью не