Убаюкав ребёнка, Матрёна тоже выходила на палубу, подходила к открытой двери рубки и выслушивала почти всегда один и тот же вопрос деда Григория:
– Как Марфушка? Не заговорила?
Матрёна качала головой, утирала невольную слезу и снова качала головой.
– Ничего, ничего! – Как всегда бодро говорил дед Григорий. – Вот закончится война, прогоним немца, а там, в жизни-то мирной да спокойной, заговорит. Чего там! Мы с ней песни разучим. Я её нашим флотским частушкам научу, а Петрович нам на гармошке подыграет.
А навстречу «Зайцу» вереницей тянулись порожние баржи, чтобы через день другой вернуться наполненными до краёв, и снова уйти, и снова вернуться в этом бесконечном хороводе войны.
Глава 2. Сёма
Детская ладонь выскользнула из материнской руки, и женские пальцы затрепетали, задёргались не в силах поймать драгоценную свою частичку. Она, наверное, даже кричала, звала его, но Сёма не слышал. Людской поток разделил их, маму уносило всё дальше и дальше, а мальчика вытолкнули на край, а потом и вовсе столкнули в большую рытвину у разрушенного бомбёжкой дома. Смертельный страх гнал людей, заставлял их искать укрытия от чёрных самолётов, распростёрших свои меченные свастикой крылья.
Мальчик попытался выбраться из ямы, но сыпучие края вновь и вновь сбрасывали его вниз, не давая зацепиться за спасительный край. В очередной раз, схватившись за осыпающийся край, мальчик почувствовал, что земля начала вздрагивать. Уже знакомый с этими колебаниями Сёма скатился на дно ямы, свернулся клубочком и закрыл голову руками. Земля вздрагивала всё ощутимее, людской поток над мальчиком загудел, почти переходя на вой и понёсся с новой неведомой доселе силой. Всё это Сёма слышал, слышал уже не раз и знал, что сейчас происходит. Через короткое время разрывы бомб станут ближе, их чудовищный грохот станет нестерпимым, невозможно страшным до такой степени, что перестанет существовать в этом мире. Напротив, весь мир станет этим грохотом, одним сплошным нескончаемым взрывом, в котором маленький мальчик на дне ямы будет жить до самой своей последней секунды.
Времени больше не было, был тяжёлый гул одного единого для всей бомбёжки взрыва, который придавил Сёму, вжал его в землю так, что почти похоронил под своей страшной тяжестью. Мальчик не понимал, зачем эти красивые и страшные стальные птицы так поступают с ним, с мамой, с сестрой,