Там вовсе не обязательно говорить – всё и так понятно. Как в присказке Шу́та: просто знаю. Лучшего определения и не придумать!
И ни о чём не нужно спрашивать. Словно постоянно находишься в сфере присутствия каких-то могущественных существ, подобных или даже несказанно более величественней выписавшего мне туда путёвку архидиакона. Покорность! И не то чтобы именно силе. Умиротворение в совершенном знании того, что нечто свершилось, но уже никогда не закончится. И непрекращающееся насыщение от сообщаемой светом любви.
При жизни я не питал особой любви к матери и не умел по достоинству ценить её заботу. Но в том нетварном свете мне было дано почувствовать это. И там материнская любовь словно катализировала ответные чувства. Осознавая вину, я склонялся перед ней, обещая исправиться, изменив свою жизнь, и тем самым оправдать те возлагаемые на меня надежды, которые она хранила в сердце и с горем пронесла через жизнь.
После увещаний наступали мгновенья восторга. Я будто снова становился младенцем и видел её молодой и беззаботной. И внимая её неподдельной радости, и сам истинно радовался. И эти мгновения были для нас вечностью и спокойствием.
А потом я вернулся.
Глава пятая
В себя я приходил постепенно. То видел его, то вновь засыпал, чтобы вновь увидеть её, но, кажется, больше не умирал. И опять видел его: как он сидел и дремал на своём стуле, как отпаивал меня своим кофе. И успел разглядеть, что я уже у себя в комнате, на кровати и, вроде бы, всё – как всегда.
Когда погас свет, почувствовал, что снова наступила ночь. Вдруг услышал выстрелы, кто-то снаружи налетел на дверь и сполз вниз. Затем – вой сирены, крики и новые выстрелы. Но мне не было страшно, потому что я чувствовал присутствие соседа, и лишь с любопытством прислушивался, пытаясь понять, что происходило за дверью. Почти до утра был слышен чей-то топот и раздавались громкие голоса. Что-то шуршало, что-то волокли по полу. И я снова забылся. Но утром, как обычно, зажёгся свет, и я обратил внимание на то, что в моей комнате оказались кресло деда и его кофемашина. Старик же всё сидел на стуле и дремал.
– Почему ты не увёл меня отсюда? – спросил я. – Нас могли застукать. И чего доброго – стукнули бы чем-нибудь.
– Ты прав, – ответил старик. – Мог один. Но не успел. А ментам было не до нас, потому что у них висяк.
– Откуда ты?.. А, ясно, – знаешь, типа.
– Да нет. Просто подслушал.
– Хм, – подивился я. – Менты, висяк – ты и слов-то таких знать не должен. Да и негоже произносить такие слова… святителям.
– Ты это о чём сейчас? – проморгался, наконец, сосед.
– Да о ментах, о ментах, успокойся. И о висяках, конечно. О чём же ещё?
Дед, вроде,