Изредка с кораблём отчаливало и несколько поселян. Кто к родственникам погостить, а кто и по делу – закупить консервов, патронов, табака и прочих необходимых в Тайге вещёй. Отдельным пунктом всегда стояла водка, её брали много, столько сколько могли дотащить до причала. Судоходство на Ангаре было бойкое, и вернуться обратно с попутным судном было не проблема. Расплачивались за проезд все той же водкой. Если выполнялся коллективный заказ, для прибывших с товаром оставляли дрезину оснащённую мотоциклетным мотором и прибывшие с комфортом и шиком неслись на ней обратно в посёлок.
Но, то были золотые годы посёлка и неразрывно связанного с ним заводика, годы его процветания наполненные весёлыми посиделками, гуляниями до утра и беззаботным взглядом в светлое будущее. Тогда у посёлка даже название имелось и не какое-нибудь, а Каменеостровск! Да – да ни больше, ни меньше! Естественно такое название более подходит городу средней руки, а не поселению всего-то в несколько домов да бараков, но сторожили объясняли это просто. Посёлку стоять без названия не с руки, а напротив пристани располагался остров Верхний каменный – вот и весь сказ. Но это было давно, а сейчас посёлок значился во всех картах как БН. Без названия, без населения, без надежды. Хотя как же без? Фёдор Иннокентьевич старательно отряхнув валенки от налипшего на них снега, постучал в потрескавшуюся от времени и невзгод дверь.
«Порфирий Александрович»
…Тук, тук, тук… тишина....
Входить в чужую избу без приглашения было крайне неприлично. Поэтому Фёдор Иннокентьевич ещё раз постучал, прочистил горло и низким, густым баритоном произнёс.
– Порфирий Александрович! Голубчик, вы дома? Если вы помните, у нас вчера был уговор пойти смотреть силки которые вы выставили аж два дня тому назад! Порфирий Александрович, вы там вообще живы прости меня господи.
За дверью послышалась суетливая возня, чередующаяся с негромким старческим бормотанием и спустя мгновение дверь отворилась, выпуская из разогретого чрева избы такое невообразимое амбре, которое могло присутствовать лишь в доме у такого разностороннего человека, как Порфирий Александрович.
В витавшем в избе аромате превалировали нотки крепкого самосада, запахи подгоревшей еды, и застарелого пота, все это было круто замешано на горьковатом запахе догоравших в печи торфяных брикетов, и острым, дающим в голову запахе крепкой сивухи и перегара. Как говорится – не Париж тут вам с его Шанелями да Диорами…