В Зону Сергей поехал только через три месяца. В течение лета он ругал себя за торопливо принятое решение, но жизнь словно сама подталкивала его к той пропасти, что глубиной уходила в чернобыльские события далекого 86-го года. Дела шли все хуже, надежды на лучшее поочередно лопались, как стальные тросы во время ревущего шторма. И осенью, в ее золотую ласковую пору, Сокольских принял решение отдаться в руки судьбы. Спорить с нею он уже не мог, да и просто по-человечески устал.
Сентябрь 2005 года.
Границу Украины Сокольских пересек без особых проблем. Поезд уныло тащил вагоны, набитые пассажирами, как спелый арбуз – семечками. Проводники разносили постельное белье и мутный чай, «челноки» таскали набитые сумки, хлопала тамбурная дверь. Личность Сокольских не заинтересовала ни хмурых пограничников, ни уголовный элемент, если таковой, конечно, имелся.
Всю дорогу за окном шел дождь. Изредка появляющееся солнце робко пыталось разогнать низкие облака, но они бесконечной угрюмой стеной плыли с запада на восток. На замызганных перронах лежали первые увядшие листья, лужи не спешили подсыхать. Осень уверенно сменяла летние дни и напоминала о себе все чаще.
Сергей прислушался. Где-то в глубине вагона тренькала гитара. Потом раздался сухой кашель, рядом заплакал ребенок, послышался голос матери, ласково успокаивающей свое дитя. Спустя пару минут Птица услышал песню – незнакомую, но слова были о Чернобыле, и Сергей напрягся, вслушиваясь в голос поющего.
Не «бубонная зараза», и не СПИД, и не чума,
Но уводит эшелоны из Чернобыля страна,
Провожают семафоры тех, кто жив, в последний путь,
Кто еще пока не умер, тот умрет когда-нибудь…
Здесь и запахи другие, и другие небеса,
И с лица природы каплет зараженная слеза.
Треск дозиметра, как эхо погребального костра,
За ошибки человека платит мертвая земля.
Жизнь лампадой тихо тлеет, слышишь? – ангел твой поет!
Жертвы «атома» уходят все быстрей из года в год,
И бетон беду не спрячет, и «колючкой» не запрет,
Воском свечка в церкви плачет – отпевание идет.
Нет урока для державы лучше, чем мильон смертей,
Оглянитесь, право-слово, посмотрите на детей.
Тех, чьи семьи потеряли и кормильца, и отца,
Тех, чье сердце оказалось не из стали и свинца…
Радиации пылинки – костей напильники,
Черно-белые картинки, могильники…
Птица дослушал, а потом, свесившись с койки в проход, попытался разглядеть лицо музыканта. Тот сидел где-то в середине вагона, и из-за соседних полок можно было увидеть только рукав старой камуфлированной куртки. Пальцы, поддерживающие гриф, ловко зажимали струны на