– Вот это дело! – одобрил хозяин кабинета. – Тогда после института прямо к нам! Идет?
– Посмотрим… – первый раз улыбнулся сын.
Распрощавшись так мило, что мне даже не пришлось поиграть мускулатурой, мы с очевидным облегчением покинули настороженное недоверчивое учреждение.
– Ну что, зайдем чайку попьем? Есть время? – поинтересовался я.
– Есть, – ответил немногословный сын.
Мы поднялись на второй этаж дорогого, еще пустого ресторана, вошли в зал и образовали композицию: в центре сюжета – наше интервью с администратором, на втором плане – столики, круглый спор официантов, глубже – балконная дверь, за ней – линялый ситец небес.
Сговорились на два чая с лимоном и кусок торта.
– Да, Леха, история весьма и весьма поучительная. Хорошо то, что хорошо кончается. А ведь могли подставить по полной программе, – развалившись на диване, приступил я к отцовским комментариям. – Ведь сколько раз я тебя учил: «Ничего не бойся, но ухо держи востро!» Говорил? Говорил! А ты что?
– Я видел вчера ваши фотографии со свадьбы. Пап, почему вы с мамой разошлись? – неожиданно спросил сын.
– Потому что я плохой, а твоя мама хорошая, – не задумываясь, ответил я.
– Это не ответ.
«Прокурором будет…» – подумал я, глядя в его строгие глаза.
– Так бывает в жизни, сынок, – устало ответил я, – так бывает…
– Это не ответ!
– Это ответ. Считай, что я во всем виноват.
– Нет, пап, это, все-таки, не ответ. Ты же знаешь, что она тебя ждет.
– Кто ждет?! Кого?!
– Мама. Тебя.
– Леха, ну что ты, ей-богу!.. – поперхнулся я, почуяв, что мой похотливый мир в большой опасности. – Не можем мы уже с мамой жить вместе! Как ты этого не понимаешь!
– Почему? Ты ее больше не любишь?
– Леша, сынок, ну что ты такое говоришь!.. Конечно, люблю! И тебя люблю, и маму, ты же знаешь!
– Тогда приходи к нам жить. Хотя бы на неделю! Придешь?
«Нет, ну точно, прокурором будет…» – подумал я, поникнув головой.
…Снова мост, снова река.
Кит-теплоход, что блудным островом, белой кувшинкой, звонкой скорлупой, пленной сиреной, умной щепкой плывет наперекор течениям – для кого и зачем твое усердие? Тут одно из двух: либо встать на вечный прикол, либо распустить паруса. Либо сидеть на диете, либо на горшке. Вот такая здесь диагональ диагноза. Все прочее – всего лишь отклонение слова «сын» от его первоначального значения, этакая лихорадочная аберрация смысла под тяжестью и жаром улик.
А что вы на меня так смотрите? Вы лучше посмотрите на меня, когда я спешу по улице – разве я не похож на вас, разве я не такой же, как все?
День грозы
Предсказанная накануне, она соизволила пропустить утро и о своем появлении объявила лишь спустя два часа после полудня. Поначалу ее порицательный, несдержанный бас рокотал где-то за семью дверями, оглашая далекие горизонты тридевятого царства, но по мере того, как двери одна за другой открывались, ее угрозы звучали