Тем не менее Вовк пока не считал такие мысли прозрением, пусть частичным. Просто, исходя из своего опыта, делал поправку на общую ситуацию. Так что все равно не спешил сближаться с заключенными, которые сидели по одной с ним статье. Дальше подражал поведению родителей – ныне покойных: зимой сорок второго они умерли в оккупированном Киеве от тифа, почти одновременно. С немецкой властью сотрудничать не очень хотели. А свои не поддержали семью Вовк, припомнив их демонстративный нейтралитет к действиям власти в годы репрессий. Об этом Игорь узнал, когда из Киева уже выбили немцев: написал письмо с фронта на старый адрес, ответ получил от соседки, сухой и сдержанный. Закончила она вежливой просьбой не посылать больше писем на этот адрес. Вот такие дела…
Как бы там ни было, но все категории заключенных в лагере старались держаться подальше от политических. Те, кто именовал себя мужиками, тоже сторонились Игоря, мотая свои сроки с молчаливой терпеливой покорностью и дисциплинированно ходя на работы. Фронтовику, который спутался с уголовниками, не доверяли. Именно потому Вовку не осталось другого круга общения, кроме блатных королей лагеря.
Но в свете последних событий такой расклад стал Игорю крайне выгоден.
Потому что его контакты с ворами ни у кого из посторонних подозрений не вызывали. В том числе – среди лагерной администрации и охраны. Наоборот, отношения с Прошей Балабаном для них были желанными, майор Божич их поощрял. Так что теперь Игоря вполне устраивало, чтобы кум и далее считал его своим агентом.
Это никому не даст повода допустить, что Игорь Вовк вынашивает реальный план побега.
Сейчас, сидя рядом с блатными возле костра во время объявленного бугром[5] перерыва, он в последний раз прокручивал в мыслях недавние события и взвешивал свои шансы.
В тот же вечер, после разговора с начальником оперчасти, Вовк подстерег возле сортира Голуба. Позвал тихоньким свистом. А когда тот подошел – навалился, затащил подальше от любопытных глаз, в тыл уборных, припер к деревянной стене, прошипел:
– Значит, без меня когти рвете? Я думал, мы друзья, Голуб.
Маневр удался. Блатной сперва на самом деле, всерьез испугался, потому что понял, о чем речь. Что-то пробормотал, будто оправдываясь, но достаточно быстро опомнился, агрессивно рыкнул в ответ:
– Ты страх потерял? На кого тянешь, парашник! Забыл свое место?
– Забыл, – в тон ему ответил Игорь. – И не ты мне о нем напомнишь, падла щербатая. Веди к Балабану, с ним говорить буду. Без меня у вас ничего не выйдет, братишки.
Другого выхода Голубу не оставалось. На их перемещения по лагерю и в бараке никто, как и до сих пор, не обращал внимания. С некоторых пор Вовк вообще перестал ловить на себе пытливые взгляды.
Старый вор удивился информированности Игоря. Но, кажется, совсем не рассердился и не насторожился. Спросил лишь:
– Кто