у меня из-под ног в Хантах. Но твёрдой земли, как таковой, под ногами не оказалось. Под ногами оказались полуразрушенные, полусгнившие мостки, проложенные через чёрно-бурую пузырящуюся жижу, и казалось – ступи в неё нечаянно ногой – то так и останешься в ней навечно. По этим мосткам я дошёл до центра Салехарда, где без труда узнал местоположение экспедиции с координатами, которые у меня сразу же вызвали морские ассоциации – Ангальский мыс Я иду по мосткам, проложенным справа от дороги, ведущей в сторону Ангальского мыса. Сама дорога представляла собой последовательность луж различных размеров и различной глубины, сообщающихся и не сообщающихся между собой, и трудно было понять, какой же вид транспорта обеспечивает экспедиции надёжную связь с остальным миром? И можно было предположить, что – это только экспедиционные трактора и вездеходы. По обеим сторонам дороги стояли аккуратные серо-голубые домики частных владельцев из щитовых панелей и с резными наличниками. Перед каждым таким домиком был палисадник, огороженный штакетником. В палисадниках виднелись чахлые деревца и кустарник, а за домами виднелись огороды, без всяких признаков зелени, а за ними с обеих сторон были пустыри. Я бодро шагаю по серым мосткам под серым пасмурным небом. Мне – 24. За спиной болтается рюкзак. Я полон сил, надежд и молодости. И мне сам чёрт – не брат. Серо-голубые домики с резными наличниками исчезают. Начинают появляться непонятные вытянутые строения, выстроившиеся в шеренги, друг за другом и похожие на конюшни с маленькими оконцами наверху. Это были остатки “ЗОНЫ”, а непонятные строения – бывшие бараки полит ЗЕКОВ Страны Советов. В одном из таких переоборудованном и переустроенном бараке и расположилась Ямало-Ненецкая комплексная геологоразведочная экспедиция или ЯНКГРЭ. Через обязательный здесь для всех жилых помещений зимний тамбур я вхожу в экспедицию. В приёмной мне сообщают, что всё начальство в разъезде и вернётся не ранее 3-х дней. Огорчённый я пошёл выяснять свою судьбу в отдел кадров. В отделе кадров я было начал, что я – оператор из Ханты-Мансийска, но Бован…” Так Вы – Шарафутдинов Марлен Салихович”, перебила тотчас меня женщина – начальник кадров – “А мы Вас ждем! – Меня ждут?!”. У меня перехватывает горло. Доселе в жизни неизведанное чувство охватывает меня. “Меня ждут?! Меня – вчерашнего сопливого мальчишку из далёкого Ташкента ждут здесь в Заполярной экспедиции, чтобы начать разведку недр Арктики”. Я написал свою короткую немудреную биографию и начал заполнять листок учёта кадров с его многочисленными дурацкими вопросами. В графе – “Есть ли у Вас родственники заграницей?”, я ответил – “Нет.” И это была правда. А в графе – “Были ли Вы заграницей?” Я тоже ответил – “Нет”. А это была уже неправда.
