Я составляю мысленный список всего, что можно «украсть» для оформления собственной квартиры – розовые, расшитые бисером абажуры, фотография старушки, которая лупит нациста маленькой дамской сумочкой, – и тут Сюзанн кричит из спальни:
– ДЖУЛИЯ! Где мои ГОЛУБЫЕ ТАБЛЕТКИ?
– У тебя на комоде, – отвечает Джулия нормальным голосом.
– ДЖУЛИЯ! Где мои ГОЛУБЫЕ ТАБЛЕТКИ? – снова кричит Сюзанн. – Мои ТРЕУГОЛЬНЫЕ ГОЛУБЫЕ ТАБЛЕТКИ?
– У ТЕБЯ. НА. КОМОДЕ.
В спальне что-то с грохотом падает на пол – падает и, похоже, частично бьется, – а потом появляется Сюзанн, в полной боевой раскраске, в бриджах, жокейских сапожках, нарядной викторианской блузке и потертой замшевой куртке. Она похожа на Вирджинию Вулф, взявшуюся тренировать футбольную команду. Сюзанн умеет одеваться. Одежда ее любит. Не каждый способен так подбирать наряды, чтобы они смотрелись забавно и вместе с тем сексапильно. Это надо уметь.
– Я их не нашла. Ну ничего. Приму красненькие, – говорит Сюзанн, закинув в рот горсть таблеток.
– О господи. – Джулия тяжко вздыхает.
Сюзанн глотает таблетки, не запивая водой.
– Первый этап завершен. Переходим ко второму, – объявляет она, после чего включает кофейник и закуривает сигарету.
Я так и не выяснила, что это были за таблетки, которые Сюзанн ела горстями: ее любимые «треугольные голубые», от которых она становилась благостной и чувствительной, маленькие красные, от которых она «оживлялась», и какие-то бело-желтые капсулы, действовавшие на ее настроение произвольно и непредсказуемо, что, безусловно, изрядно бодрило всех, кто с ней тесно общался. Когда я узнала, что ее мама американка, все стало ясно. Американцы, как я заметила, прибиваются на рецептурные препараты. Свое пристрастие к таблеткам Сюзанн унаследовала от мамы – как наследуют форму подбородка или религиозную предрасположенность.
– В общем, слушай. Ты точно поймешь. – Сюзанн садится за стол и пьет кофе, периодически затягиваясь сигаретой. – В чем мне видится моя задача: я хочу писать песни для страшненьких девочек.
Я не знаю, как реагировать на подобное заявление. Я вижу, что Джулия закатила глаза и еще глубже уткнулась в книгу.
– Ты заметила, что во всех песнях, где поется о девушках, все девчонки – красавицы? – продолжает Сюзанн. – Все как одна. Они, на хер, обворожительны и прелестны. Они входят в комнату, и все озаряется чарующим светом. Они… неотразимы. Но этим девчонкам не нужно, чтобы о них сочиняли песни. Весь мир, охреневший от их красоты, посвящает им песни. Да оставьте уже их в покое! Дайте им передохнуть! Пишите песни о страшных девчонках – им это нужно. Вот чем я и займусь. Я хочу, чтобы уродины не страдали комплексом неполноценности. У них тоже есть гордость, они тоже по-своему прекрасны и не должны прозябать по углам. Я хочу, чтобы их замечали. Я их выведу в мир. Я возглавлю атаку.
Сейчас десять минут второго, четверг. Не самое подходящее время для подобных