– Что-то непохоже на гостиницу… О, а вот и милиция, надо спросить! Скажите, как проехать к гостинице «Россия»?
– Ты знаешь, где ты?! Ты на Красную площадь заехал!.. Под кирпич! А под кирпичом…
– Спокойно, – говорю я, – я законы знаю!
И показываю совершенно офигевшим ментам удостоверение помощника начальника прокуратуры Нижегородской области. Что творилось с несчастными ментами и почему они сразу не открыли огонь на поражение, сказать не могу. Как мне рассказывала гоп-команда, сидевшая в машине и дружно гоготавшая, своей наглостью и огромной скоростью, с которой мы появились и исчезли, мы просто не оставили им времени на реакцию.
В России я всегда ездил на простых машинах, ибо был уверен, что не стоит привлекать к себе лишнее внимание. Последние годы российской жизни я ездил только на «девятках», но менял их каждые два месяца. Первая машина появилась у меня сравнительно поздно, в двадцать три года, а еще через год Валера Зимаков купил мне права. Первая машина, прозванная «братской могилой», была списанная из автопарка «Волга». На ней всем офисом мы ездили, поджав ноги – днище было совершенно прогнившим. Все в этой машине держалось на проволоке и честном слове. Вокруг меня люди рассекали на джипах, но мне понты тех лет были не интересны, к тому же к технике я всегда относился более чем равнодушно. На «Волге» я проездил примерно год, и не проходило дня, чтобы от нее что-нибудь не отвалилось. В конце концов мне это надоело, и я взял водителя, поручив ему следить за машиной. Он пришел в ужас, когда на трассе у нас отвалился бензобак и я прикрутил его проволокой…
– У нас так тренируются спортсмены! Я заводил тонную машину в горку с толкача. Ноги качаются нереально! Я разгибал крылья и бампер, выгибал спиной помятую крышу – силовой экстрим, – когда я рассказывал такое в Америке, звучало это подчас неправдоподобно.
С «Волгой» связана и еще одна история. На зимней трассе кто-то впереди резко затормозил, и я, не справившись с управлением, перевернулся. Мимо проезжал ментовской уазик, из которого лишь высунулась физиономия и, увидев, что я жив-здоров, не сбавляя скорости, проехала дальше. Такое отношение при исполнении служебных обязанностей я забыть не мог. Два года нижегородская милиция отрабатывала свою халатность: когда меня останавливали дорожные службы, я показывал удостоверение помощника прокурора и запевал трагическую песнь о том, как я, истекая кровью, лежал на трассе, а мимо проезжали колонны милицейских машин. Стражи порядка конфузились за просчеты своих коллег и отпускали меня с миром. Эта история хорошо действовала, но была слишком запоминающейся, и, когда я рассказывал свою сказку по второму кругу, они бесились.
К счастью, достаточно