Первый человек, который встретил меня на студии, был Ленчик Чернявский. Сейчас он зарабатывает большие деньги, продает элитные дома и в ус не дует, а тогда вертелся вошью на гребешке. Ленчик сразу и без спросу стал моим другом. Русской студией, на которую я пришел, владел Майкл Кира. Приехал он из России в начале 1970-х, в те годы, когда на наших собратьев еще смотрели как на хороший зоопарк, с улыбкой и любопытством. Майкл был в молодости неплохим борцом, и, как это случается почти всегда, начал в Америке с элементарного и нужного – долгое время работал массажистом. Майкл умер, пусть будет земля ему пухом. Сейчас я все чаще замечаю, что при всей безоблачности американской жизни русские эмигранты мрут с завидным постоянством и частотой в молодом возрасте. Видимо, сказываются постоянная нервозность и неудовлетворенность человека, попавшего во взрослом и неподготовленном состоянии в экстремальные с точки зрения психологии условия.
Майкла в те дни я воспринял как одного из богов великого пантеона кинематографа и с гордостью показал ему видеозаписи своих боев.
– Вау, классно, давай сделаем передачу о тебе! – парировал Майкл.
Я самодовольно потирал руки. Передача вышла, и неделю я был героем всех русских булочников и выпивох. Тогда только я понял: от русского телевидения в Лос-Анджелесе проку никакого, только вред. Ты живешь с уверенностью, что делаешь что-то нужное и полезное, а на самом деле все твои действия яйца выеденного не стоят – от выступления на русском канале ничего не зависит в мире большого кино.
Впрочем, я немного слукавил. Через русскую студию я познакомился с замечательными ребятами, один из них – Володя Фрейтц. Так уж повелось, что борцы помогают друг другу, а борцовское братство существовало и будет существовать, пока есть борцы. Володя в российский период жизни был борцом на уровне молодежной сборной Союза и обладал редким для нашего брата свойством – чрезвычайной болтливостью. Остановить словесные извержения добряка Володи было невозможно, и, когда терпение мое заканчивалось, я резко прерывал его и уходил. Самые противоречивые чувства и мысли о себе, об Америке и России сплетались в его рассуждениях. Было интересно, но мучительно. Володя, как и многие профессиональные борцы, зарабатывал массажем и делал свое дело поистине великолепно. Весь цвет голливудского кинематографа побывал в его золотых ручках. Если мне необходим был массаж, я обращался к Володе и знал, что он поможет – борец всегда очень хорошо чувствует тело.
В юности у меня часто защемляло нерв между пятым и шестым позвонком, между лопатками. Однажды в Нижнем Новгороде на соревнованиях меня скрутило, и не было времени отлежаться и выправиться. Я выходил на схватку как робот, выигрывал, уходил в раздевалку, снова выходил и снова выигрывал. Тренеры, судьи и зрители решили, что у меня какая-то новая странная техника, никто и представить не мог, что я еле передвигаюсь. Таких казусов в спортивном