И нас не трогали: я с Салом шестой день кряду готовил в офицерской бильярдной топографический план по исходникам Шкарлата в то время, как остальные четыре сотни первогодок ежедневно проходили строевую подготовку и убирали территорию.
На зелёном сукне лежала масштабно-координатная бумага, валялись цветные карандаши; на бортиках стола стыл чай в грязных стаканах; всё это было щедро посыпано пеплом сигарет – курили, не отрываясь от работы.
Я елозил линейкой Рейсшина по бумаге, наносил деревца, линию обороны, мосты и хвойные леса. В окна комнаты светило солнце, и ещё у нас был табак: служба на какое-то время показалась раем. Паша ковырял пластиковой вилкой в яичной лапше и таскал окурки из пепельницы майора Зубова.
Кроме нас были и другие шланги, но в целом – так: курс стойко переносил все тяготы и лишения воинской службы, мы – филонили (ничто так не радует, как горе товарища – Зубов любил повторять). И всё бы ничего, когда б однажды нам не случилось вычерчивать позиции противника в кромешной тьме.
А было так: в четыре утра выходного дня людей подняли по тревоге и выгнали на плац чистить снег; тот валил не переставая. Причину тревоги я выяснил у дежурного по роте, она мне не понравилась, поэтому я просто не вышел на построение: схоронился в бильярдной, постелил под стол бушлат и завалился спать. Сальников прибыл минутой позже. Так мы оказались в тепле, закрылись изнутри и заснули.
Поверку на том построении не устраивали – людей хватало, снег чистился. Однако комвзвода был зряч и безошибочно определял несоответствие фактического количества людей спискам.
Разбудил нас стук в дверь: офицер отрабатывал по дверному полотну, будто по боксёрскому мешку. Мы с Пашком выскочили из-под стола, в панике схватили в руки линейки, карандаши и, склонившись над картами, стали вычерчивать позиции противников. И так: очень скоро Синеоков вынес дверь с ноги вместе с коробкой, нащупал выключатель и включил свет. Мы даже голов не повернули.
– Ещё скажите, что наносите разметку, суки!
– Такточ, тыщ старшлетенант! – вытянулись мы зачем-то в струну.
– Пидоры, блядь! Бегом марш!!!
Тогда он прописал мне с ноги, а Пашке всыпал лещей, дослав оверхендом по почке. После этого мы оказались со всеми на плацу и до самой ночи не разогнули спин – чистили снег. Бушлатов надеть не успели; старлей выгнал нас по форме номер три. Да мы и не мёрзли.
Мы любили его и за глаза называли просто Синий. Часто перед строем он захлёбывался в крике, вдалбливая в головы первогодок, что мы даже не пыль придорожная. И это осталось. Всё другое – ушло, а это – осталось. Хорошие тогда были эти три года.
Нужные.
2018
Яшкины дети
Старший, –