берёзы жёлтая тревога,
о возвращении домой
мечтает старая дорога.
В густом лесу среди берёз,
за изгородью из скелетов
и над прудом из чистых слёз
стоит мой дом, не зная лета.
Навечно осень в доме прижилась,
там нету лет и зим, и нету вёсен,
там каждая былинка горем налилась,
а воздух там тяжёл и смертоносен.
В моём роду русалки – все.
Не зря в деревне люди нас боялись
и сразу узнавали по косе
из локонов, что змеями свивались.
Я раньше очень мстительной была —
я никогда виновных не жалела,
волшебницей без сердца я слыла,
и магией свободно я владела.
А трое юношей меня пытались полюбить —
расколдовать меня они хотели,
пришлось их, бедненьких, убить,
и я от крови чистой захмелела.
Один лежит с ножом в груди,
другой сокрыт в чащобе леса,
его следочков не найти,
а кости третьего разбросаны по плёсу.
Три чистых сердца на моей груди
сияют ярко, будто три рубина,
и лучшего подарка не найти
для моего седого господина.
Два сердца я ему отдам,
но утаю твоё сердечко,
два сердца он подаст – гостям.
Из твоего, пожалуй, сделаю колечко.
В октябрьскую особенную тишь
мне кажется, я слышу твои стоны,
мне кажется, от неги ты кричишь,
моей любовью истомлённый.
Мой муж измены не простит,
любовь преступную заметит,
и он захочет отомстить,
а я не побоюсь ответить.
Я глаз своих не опущу,
не заслонюсь в полупоклоне,
я душу к Богу отпущу —
зажгусь звездой на небосклоне.
И ты меня благослови:
остра любовь, как нож, и вечна.
Ты берегись моей любви —
горячей, строгой, бесконечной.
Мой господин сорвёт с руки кольцо,
но заглянуть в глаза уже не сможет
и, наклонив холодное лицо,
кольцо на веки мёртвые положит…
…и тело хладное столкнёт
ногою с ветхого помоста,
и надо мною пруд сомкнёт
потоки слёз прозрачного погоста…
Мерцает солнце надо мной
сквозь толщу вод неощутимо,
и дни земные чередой,
меня не задевая, мчатся мимо.
Темнеет купол голубой,
как ночь, опустится тревога.
О возвращении домой
и не мечтает старая дорога.
В густом лесу среди берёз
за изгородью из скелетов,
в глуби пруда из чистых слёз
исчезнет дом, не ведающий лета.
Тюльпаны
Вот голову повесил первый воин,
подрезанный недрогнувшей рукой,
тюрбан его багровой крови полон,
по жилам растекается покой.
И никнет вслед за ним