Каникулы Каина: Поэтика промежутка в берлинских стихах В.Ф. Ходасевича. Ярослава Ананко

лица множественного числа («мы», «наше») не в значении дистанцированного и анонимного академического «мы», а диалогически, для коммуникации с читателем. Несколько иная картина в «Промежутке»: здесь прослеживается чрезвычайно высокая концентрация посессивной прономинальности, выполняющей не диалогическую функцию, а идентификаторно-ограничительную. В «Промежутке» с самого начала акцентируется собственный статус современника, авторитетная легитимация своего критического голоса. Неоднократно повторяются формула «наше время»82 и ее вариации – «наш век», «наши дни», «наша эпоха»83. Субъект статьи увеличивает авторитет своего высказывания за счет расширения «я» до «мы», и это «мы» – не только «мы» общества и сообщества, но и той силы, которая выталкивает тех, кто ей не принадлежит. Этот жест исключения – существенная часть идентичности «мы». Тынянов списывает, вычеркивает Ходасевича из промежутка и одновременно, исключая, навязывает ему положение одиночки (а именно одиночки характеризуют промежуток). Будучи представителем промежутка – хотя бы по факту включения в статью Тынянова, – Ходасевич объявляется поэтом промежутка, в котором промежуток не нуждается.

      Аргументативные ходы тыняновской «недооценки» кажутся парадоксальными, требуя объяснений, уточнений и оговорок. Они – вызов, на который формализмоведение пытается дать ответ, ставя новые значимые вопросы. Так, Евгений Тоддес, сравнивая критическую оценку стихов Ходасевича в «Промежутке» Тынянова и статью Мандельштама «Буря и натиск» (1923), определяет тыняновскую перспективу как позицию «будущника», мотивированную императивом литературной эволюции: Тынянов «сознательно переход[ит] в критической статье границу между эволюционным и оценочными аспектами»84. Тоддес замечает, что именно недостаточный эволюционный потенциал стихов Ходасевича становится для Тынянова ключевым критерием «недооценки», но при этом несколько упускает, что, с одной стороны, само слово «недооценка» получает у Тынянова не оценочное, а понятийное значение, а с другой – что сам автор «Промежутка» прямо проговаривает сомнительность своей «недооценки», то есть, косвенно, вообще (свою) способность современника оценить такое явление, как Ходасевич. Право современника на недооценку еще не означает его правоту.

      При чтении «Промежутка» бросается в глаза, насколько скупо Тынянов касается поэтики Ходасевича, которая выступает не только и не столько автономным феноменом, сколько типологизированным примером. Возникает подозрение, что поэтика и фигура Ходасевича в оценке Тынянова – это не отдельная проблема, не суверенный случай промежутка, а лишь иллюстрация, наглядный образец определенного типа литературного поведения. Хотя и здесь все не так просто: знаменательно, что в рецензии на альманах «Петроград» (1923)85 Тынянов упоминает Ходасевича в одном ряду с Федором Сологубом, Михаилом Кузминым и Всеволодом Рождественским,