У нее были бусы на шее и длинные распущенные волосы. Наверняка она делала тату хной и ела органический салат.
– Я Линн. Для начала вам придется снять это, – сказала она, взглянув на мой галстук.
– А что не так? – спросил я.
Она ничего не ответила, даже не посмотрела на меня, пропихивая велосипед в двери и выкатывая на улицу.
– Нам надо поехать в приют, осмотреть одного мужчину. У вас стетоскоп с собой? У нас тут его нет. А велосипед есть? Тогда поедете на автобусе. Адрес я вам написала. Увидимся на месте, хорошо?
И прежде чем я успел произнести хоть слово, она укатила прочь. Я перешел дорогу и уселся на автобусной остановке, думая о том, что могу еще успеть на обратный поезд и подыскать место семейного врача в тихом пригороде.
Считается, что медицина – это ответы на вопросы. Она подразумевает, что, следуя определенным теориям и процедурам, даже сложный комплекс симптомов можно объяснить и понять. Наш организм представляет собой машину, и ее можно починить, если знать как. Но это в теории. В реальности же все, конечно, немного по-другому. Доктора, хотя некоторые из них и считают себя всеведущими, не знают всего на свете. Медицинская модель небезупречна. Собственно, чем больше вы в нее вникаете, тем острее понимаете, что вам известно очень мало. Однако люди все равно убеждены: случись что, доктор всегда поможет. Вот почему, встретившись с Линн по адресу, который она мне дала, я стоял сейчас перед входом в старинный викторианский работный дом в окружении разношерстных персонажей с виду прямо из романов Диккенса.
– Вы врач? – спросил один из них.
Я заколебался. Он что, собирается показать мне вросший ноготь? Судя по всему, ведь обуви на нем нет.
– Хм… да, врач, – осторожно ответил я.
– Меня отправили вас встретить. Входите вот сюда, – сказал он слегка угрожающе, приглашая нас с Линн следовать за собой. Остальные бродяги на почтительной дистанции двинулись за нами.
Линн, похоже, всех их отлично знала.
– Это… – начала она представлять меня кому-то без ног и с дырой вместо левого глаза, сидящему на самодельном скейтборде.
– Простите, как вы сказали ваше имя? – спросила она.
– Хм… Макс, – рассеянно ответил я, уставившись на безногого, который рассматривал меня своим единственным глазом. Почему у него нет ног? Почему он сидит на скейтборде? Нет, понятно, что он сидит, потому что не может стоять, но как так получилось? Определенно, это против каких-нибудь пунктов закона о Здравоохранении. У него должно быть инвалидное кресло, специальный подъемник и работа в социальном проекте, который будет отправлять его ежегодно в санаторий на море.
Я вежливо улыбнулся, и мы пожали друг другу руки. «Только не спрашивать о скейтборде, не спрашивать о скейтборде». Воцарилось неловкое молчание.
– Мне нравится ваш… хм… скейтборд, – услышал я собственные слова, тут же придя от них в ужас.
Однако