На это Койот попросту усмехнулся – с обычным дружелюбием, будто бы говоря: «Не боись, чувак, не боись!»
– Не попробуешь – не узнаешь, – рассудительно сказал он. – Слово даю: на душе сразу же полегчает.
– Хрен тебе, Остер! – зарычал в ответ Хэллоран. – Я буду первым. Иначе нечестно: ты здоровее.
С этими словами он, не дожидаясь новых рассказов о том, чего Джастин Остер никогда в жизни не пробовал, врезал ему от души, и оба как друг на друга набросятся! Замелькали кулаки, зазвучали глухие шлепки ударов, брызнула кровь. Минуты не прошло, как оба рухнули наземь, в лужи пролитой колы, в грязь, не просохшую после недельной давности ливня, и покатились клубком, вцепившись один другому в волосы и кусаясь, так что и дракой всего этого не назвать. Я задержалась там еще ненадолго, а Койот, затянувшись табачным дымком, оторвал взгляд от дерущихся и взглянул на меня.
«Глянь-ка, сестренка, как стараются», – прозвучал в ушах его шепот, однако губы Койота даже не шевельнулись, только глаза по-собачьи поблескивали в полутьме.
Перед Балом выпускников нам все чуть не испортил Ла-Грейндж. То есть «Ковбои» из Ла-Грейнджа. Их кью-би – о, это было нечто! Весь из себя цветущий блондин, скромный, застенчивый здоровяк с квадратной челюстью и рукой такой верной, будто кто-то оптический прицел на нее навесил. Бобби Жао, № 9, 300 фунтов в жиме лежа, мать – Мисс Масляный Фестиваль тысяча девятьсот лохматого года, отец – владелец сети из семи ресторанчиков (пирожный король Юга!), плюс удивительно талантливо, задушевно играет блюграсс на гитаре. Все колледжи уже выстроились к этому парню в очередь с букетами гвоздик и шоколадками, а мы ненавидели его так, точно сами, только на этой неделе, сотворили ненависть в школьной лаборатории и сберегли для особого случая. То есть для Бобби Жао с его утырочной хипстерско-крунерской[16] соломенной шляпой. Только Койот им себе голову не забивал.
– Скажи, что ты с ним делать-то собираешься? – запальчиво спрашивали парни.
А Койот только сплюнул на асфальт автостоянки и говорит:
– Видал я этих «Ковбоев».
Там, куда он сплюнул, на глазах у всей линии атаки заблестели странные кристаллики – уж Джимми Мозер (сэйфти, № 17) точно должен был видеть такие же в трейлере своего дядюшки возле Сорокового шоссе, но я – вы ж меня знаете – не сказала ни слова. Впрочем, парни к ним не приглядывались. Вместо этого почесали в затылках и хором затянули свой племенной клич, вопрос-ответ:
– На озеро вечером едем? Да! Да! Да!
– А давайте и Бобби Жао возьмем, – вдруг говорит Койот.
Глаза его округлились, озорно, радостно заблестели: дескать, давайте, дескать, здорово выйдет!
– Э-э… это с чего