Сначала все шло хорошо, в городе даже прекратились насилия над женщинами, когда по ночам их похищали рядом с собственным жильем и, накинув на голову мешок, быстро по-заячьи удовлетворяли свои жеребячьи потребности.
Но затем красотки Веселых юрт стали разгуливать по городу в дорогих монистах и шелках, и благочинные жены с полуженами, как в Дарполе называли наложниц, не выдержали. Явились к князю с требованием запретить срамным девкам, шастать по городу и зазывать к себе их мужей, и чтобы князь не платил им свой заветный дирхем.
– Вот только мне больше делать нечего, как разбирать ваши бабьи свары! – сердито отмахнулся от них Дарник. – Хотите – сами открывайте свои Веселые юрты, изголодавшихся ратников на всех вас хватит.
Не удовлетворившись таким ответом, благочинные принялись обрабатывать своих мужей и полумужей. И те вскоре, в самом деле, «обнаружили», что князь, берущий мзду с Веселых юрт, – позор и бесчестие! Пошли толки о народном вече, мол, князь для походов, а в городских делах решение надо принимать общим обсуждением и согласием. Казнь невиновного побратима, глупость с камнеметной охотой, объявление смертной казни за убийство коровы и умаление княжеского ранга позорным сводничеством – об этом отныне все резче и громче говорили в каждом дарпольском жилище.
– Вече так вече, – смиренно согласился на Воеводском Круге Рыбья Кровь. – Только я на этом вече должен выступить первым.
Воеводы-ветераны лишь тревожно переглянулись от такой княжьей покладистости, знали, что ничто другое не может разозлить Дарника больше, чем узаконенный народный ор. Их опасения полностью оправдались.
Едва на Торговой площади сколотили помост с железным било, тут же состоялся и главный сход дарпольского населения. Возле помоста теснились словене, союзники занимали места поодаль, запасшись лучшими толмачами, чтобы