Как бы там ни было, так ее оставлять нельзя. Если нога заживет так, то встать на нее уже никогда не получится, и ни малейшей возможности подать сигнал не останется. Во время полета думалось о том, как придется торопиться, чтобы построить укрытие, найти воду, сделать примитивное оружие, охотиться, как древний человек, чтобы отыскать пропитание. Теперь же трудно представить, как протянуть хотя бы несколько дней, чтобы не погибнуть тут же, на этом же месте.
Кожу на лице отчего-то начинает жечь так сильно, что от слабого касания она разгорается жгучей болью. Приходится стиснуть зубы и терпеть, потому что ничего другого не остается. Хочется закричать и разругаться, проклясть каждую сволочь, которая нажала на кнопку во время голосования. Впрочем, из сухого горла все равно не вырывается ничего, кроме хрипа, тихих стонов и мычания.
Сердце начинает вмиг бешено колотиться, стоит лишь только приготовиться вправить ногу. Главное, сделать это резко и быстро, одним движением, потому что иначе можно попросту не вытерпеть боли. Лицо продолжает жечь, вспоминается, как жутко палило солнце, обжигая кожу, а затем, на миг чувства внезапно пропадают.
Ладони быстрым движением выправляют ногу, и боль исчезает. Не жжет лицо, не разрывается от мучительной боли опухшая в месте перелома нога, лишь туман быстро застилает глаза, а зрачки пытаются спрятаться от вечернего света, укатываясь за веки, будто желают заглянуть в собственную голову.
Тут же, кажется, будто в следующий миг, что-то больно ударяет в затылок. Сознание просыпается от короткого сна, а вместе с ним возвращается к жизни боль. Голова, упав на землю, мгновенно перестает неприятно укалывать чувства, потому что эти чувства перекрывает целиком с трудом переносимая боль в ноге. С каждым ударом сердца, участившего биение, она раскатывается по всему телу, звоном отдает в ушах, бьет в виски с такой силой, что кажется, будто невидимый боксер без передышки отрабатывает на голове свои удары, от которых даже голову постоянно бросает то в одну, то в другую сторону.
Хотя, может, все это лишь мираж непереносимой муки, от которой сознание постоянно хочет спрятаться во мраке сна, лишь бы прекратить эти жестокие пытки.
Даже кажется, что в прежнее время сейчас бы из глаз ручьем уже били слезы. Если бы только был палач, который причинял бы все эти муки, то уже нельзя было бы сдержаться, уста молили бы о пощаде, обещая сделать все, лишь бы мучения закончились. Только сейчас на это попросту нет сил. Горит лицо, продолжает колотить в виски, глаза то и дело начинает застилать туман, а зрачки, укатываясь вверх, насылают тьму, хотя вечер не оканчивается, а мгновение тянется так медленно, что если даже к утру придется умереть, то до него еще нужно вытерпеть целую вечность.
Наверное, просто