Погладила пузо, розовый маникюр нырнул в вырез на груди. Обтянутый синтетикой пудинг колыхался, пока будущая мать поправляла чашечку бюстгальтера.
– Верно, козлик?
Пихнула локтем сгорбившегося кавалера, тот пошатнулся, сумка чуть не выпала, он словно вышел из транса.
– Ты права, зайка! Как всегда…
Вытер платком пот со лба, покосился «зайке» на грудь, облизал губы. Взгляд опустился ей на живот, и эти же губы сжались в злую нитку. Чуют, скоро их будут допускать до заветных сосков в сто раз реже, чем этого мелкого в животе…
Зачем я отвлекаюсь? Вот же он. В трех шагах от меня.
Тот, кто заслуживает самого острого внимания. Шепчет что-то кудрявой блондинке прямо на ухо, а та смеется, поправляет локон…
Неужели страшно? Брось, Артур! Терять нечего. Самое дорогое, что было, отнял этот хвостатый ублюдок. А он любит только себя. Забери самое дорогое у него!
Один удар! Ну же…
Женщины с улыбками смотрят на его лицо, фигуру, быть может, на манеру одеваться, но готов спорить, никто, кроме меня, не смотрит с таким вожделением на его горло. Как вампир! Кадык играет, пока его хозяин заливает в ухо блондинке тот же дурман, которым была отравлена Света. Натягиваются мышцы шеи, по артериям бежит кровь…
Я представил, как кровь хлещет тугим фонтаном из разреза на горле, Лекс душит себя обеими клешнями, но кровь сквозь пальцы все равно сочится, бордовые ручьи оскверняют белизну рубашки, пачкают стильный жилет. Нелепое падение, ходули в брюках продолжают дрыгаться, размазывать по полу краску…
О да!
Палец нажал кнопку, и в кулаке прозвучал долгожданный импульс. Я коснулся взглядом зеркальной грани клинка.
В воображении визг разбегающихся баб… выпученные глаза Лекса. Непременно сниму капюшон и очки. Пусть видит. Пусть захлебывается, тварь, и помнит, за что! Мат мужчин, меня валят на пол, но все равно вижу в его глазах ужас, он хрипит, лопаются пузыри на губах. Менты, «скорая», ОМОН, тараканья суета…
Шаг вперед.
Наручники, дубинки, пропахший мочой кузов. Тусклая настольная лампа в комнате допроса, здоровенная мохнатая обезьяна в полицейской форме, кастет в лицо, сапоги по ребрам и животу, хруст костей, во рту горячие леденцы выбитых зубов со вкусом металла, забитая кровавыми соплями носоглотка…
Я вздрогнул от звона сигнализации, нож замер, едва успев дернуться.
Народ загалдел:
– Это что, ограбление?
– Горим!
Поддавшись панике, я сунул нож в карман, и голова растерянно завертелась, как и другие головы.
Лекс развернулся к группе, руки плавно в стороны, как у дирижера.
– Спокойно, дамы и господа. Учебная пожарная тревога. Прошу прощения, но от комиссий и проверок не спрятаться даже в мифах Древней Греции. Без паники, дружно следуем за мной к выходу.
Он