Тревога, конечно же, за Макса. Уж мне ли не знать весь набор опасностей, среди которых дружинник находится даже не на службе, а круглосуточно. Я чуть ли не наизусть помнила печальную статистику питерской дружины за последние годы и представляла себе, сколькими разнообразными способами можно отдать концы на этой работе. Иногда эти способы напрямую никакого отношения не имеют к кикиморам, но тогда косвенное отношение – непременно. На прошлой неделе дружина похоронила Сашу Лабазникова, хорошего, незлого, весёлого паренька, у которого в дружине не то что врагов, даже тихих недоброжелателей не было. Пошёл вот так с плановым надзорным визитом к одной мадам кикиморе, и выяснилось, что всё у мадам замечательно, и жизнью она своей совершенно довольна. А вот муж её, алкаш недобитый, очень был недоволен, что кто-то припёрся и помешал его застолью. Настолько недоволен, что взял, да и зарезал по пьяной лавочке нашего Сашку прямо на своей кухне.
Да то ли ещё бывали случаи. Всякое, разное. Кое о чём и вспоминать не то чтобы не хочется, а память очень активно сопротивляется, желая похоронить эти воспоминания навсегда.
Уговаривать себя, что всё ещё может быть не так страшно, было бесполезно. Я отлично понимала, с чем придётся иметь дело. Когда личные вещи и рация дружинника обнаруживаются в мусорном баке в районе, в котором у него в тот день не было никаких планов, это может означать только плохое. Плохое, конечно, тоже имеет много разнообразных вариантов, но то, что оно не хорошее и белое, а плохое и чёрное, уже и так ясно.
И всё-таки я не представляла себе, чтобы это произошло с Максом. Не потому, что он такой уж неуязвимый супермен, а просто потому что он мой Макс. Мой самый близкий человек, без которого я больше не представляла себе свою жизнь.
А от того, как со мной поступил Карпенко, мне хотелось выть и орать во весь голос.
Он всё знал ещё вчера вечером. Я же помню, что он уехал из штаба незадолго до полуночи – как и всегда, впрочем. Значит, когда ему доложили про Макса, он был на своём рабочем месте, а я в это время была в этом же здании в подвале, и Виталий об этом знал. Спуститься ко мне или вызвать меня к себе было делом одной минуты. Он знал о беде с Максом ещё вчера и, как оказалось, давным-давно знал, что мы с Максом вместе, и ничегошеньки мне вчера не сказал. Даже не попытался. А сегодня тоже сначала не собирался, но зато устроил мне лекцию о морали и формальностях. И надзирателя мне сменил сразу, как только появились сомнения в том, что Макс найдётся живым. А значит, Карпенко всё равно, что будет со мной, и ещё вздумал притворяться этаким понимающим. И похоже, ему по большому счёту всё равно, что будет и с Максом, ему главное, чтобы подчинённые не выбились из правового поля, чтобы не в чем было упрекнуть начальника дружины.
Если бы от одобрения и покровительства Карпенко не зависела работа Эрика, я бы не посмотрела, что Виталий чуть не вдвое старше меня, я бы!..
На этом месте моя ярость спотыкалась и пускалась по кругу. Я не представляла себе, что бы я сделала, будь у меня развязаны руки. Ну, сказала бы ему в лицо всё, что думаю. Впрочем,