– Почему не чувствуешь боли? – спросила она.
– Ненавижу, – тихо произнес Эрвин, глядя ей прямо в глаза, и громко повторил, – ненавижу.
Ильза дёрнулась всем телом. Она повернулась к гвардейцу, который стоял за пультом Высотомера.
– Сделай максимальную скорость, вверх, вниз, – крикнула она ему.
– Это предельная, – пролепетал служивый, нервно перебирая пальцами край форменной куртки.
– Надо быстрей!
– Я не могу, – заикаясь, начал гвардеец, но Ильза перебила его.
– Это приказ!
Гвардеец дрожащими руками потянул рычаг на себя.
– Быстрей! – заорала Ильза. Я с ужасом наблюдала за Главой Меры. Она была в такой ярости, что не контролировала себя. Волосы топорщились во все стороны, на щеках горел лихорадочный румянец, один глаз дёргался от нервного тика, – быстрей!
Высотомер, непривычно загудев, рванулся вверх, добрался до предельной высоты, дёрнулся и остановился.
– Еще быстрей! – нёсся визг Ильзы, а у меня от страха, кажется, остановилось сердце.
Стеклянная кабина сорвалась к земле, шатаясь и вибрируя, Ильза бросилась по ступенькам вниз, в эту секунду я поняла, Эрвин разобьётся. Не успев подумать, я задержала дыхание и направила импульс тела к тому, кто день и ночь звал меня к себе.
Грохот взрыва сотряс всё здание, осколки стекла ураганом разорвали пространство, мгновенно погас свет. В потоке воздуха Эрвина выбросило далеко вперед. Я упала на колени, согнувшись в три погибели, стараясь унять рвотный позыв. В центре зала царил ад: крики, стоны, нечеловеческий вой, грохот бьющегося стекла и арматуры, но даже эти звуки я слышала, как сквозь толщу воды. В голове шумело, в глазах прыгали белые молнии. Кто-то подхватил меня за подмышки, встряхнул и поставил на ноги.
– Ранена? – сквозь грохот и шум прокричал Добромир.
– В порядке, – раздирая сухое горло неимоверным усилием, просипела я.
– Беги за мной! – Добромир взвалил на спину безжизненное тело Эрвина, – надо убраться отсюда.
Чемпион бросился из зала. Как лодка стремится к маяку, чтобы не погибнуть в буре, так я ковыляла за Добромиром, стараясь не отстать от спотыкающейся атлетической фигуры. Собрав волю в кулак, я брела за ним. Слабость, гул в голове, страх за Эрвина застилали глаза белёсой пеленой, ноги подкашивались, меня шатало из стороны в сторону, но я перешла на семенящий бег, судорожно, до боли сжимая кулаки.
Авивия не заметила, как наступила ночь. После целого дня торговли она по привычке наводила порядок в лавке, но, выглянув в окно, решила остаться в своём маленьком королевстве. Домой уже поздно. На самом деле Авивии хотелось побыть одной и поговорить с отцом.
Человечек в шляпе, которого ей когда-то давно подарил папа, единственная вещь, оставшаяся в память о нём. И этого человечка