Уйти Алиса решила ночью, когда всё село дружно стихнет и засопит носом на разные лады. Собрала в пакет нехитрые вещички, сунула старенькие сланцы, запахнулась в ветровку и стала пробираться к входной двери, судорожно обдумывая планы на будущее. Переночевать можно будет у Людки-Мотоциклистки, а утром… Денег на билет хватит до районного центра, а там… Там незнамо-неведомо. Нужно что-то придумать.
– Ты куда? – вдруг запищал младший братик Рудик.
– На сеновал, спи! – цыкнула на него Алиса.
– А зачем? – не унимался Рудик.
– Спи, тебе говорят! – пригрозила ему Алиса.
А Рудик давай голосить:
– Бабушка Гизела! Бабушка Гизела!
Алиса показала ему кулак, но поздно. На верхотуре, втором этаже, скрипнули половицы, послышалась размеренная немецкая речь, и через минуту нижний этаж дома откликнулся на тяжёлую старческую поступь.
– Alles istin ordnung, бабушка Гизела, – поспешила заверить её Алиса.
Бабушка Гизела была мамина мама. Она не отличалась таким крутым нравом, как Берта Тимофеевна, папина мама, но что касается вопросов нравственности – являла собой саму вселенскую строгость.
Бабушка Гизела кивком приказала Алисе следовать за ней. И Алиса беспрекословно повиновалась.
Они поднялись наверх, в бабушкину комнату с таким низким потолком, что нормально во весь рост и не встанешь. На никелированной кровати, покрытой мудрёным лоскутным одеялом лежала подушка – бесценное Гизеловское сокровище. «Чистое золото!» – с гордостью говорила про подушку бабушка Гизела. Под золотом подразумевался лебяжий пух, скрытый под толстыми непробиваемыми наволочками.
Когда-то подушка являлась частью огромной пуховой перины. «Моё приданое!» – хвасталась бабушка. Но поредели гизеловские волосики, и вместе с ними поредело гизеловское приданое, ссохшееся до размеров жиденького квадрата.
Рядом с кроватью стоял сундук, очень смахивающий в темноте на гробик.
Бабушка чиркнула спичку и зажгла керосиновую лампу. Алиса поморщилась: «Зачем вообще нужно электричество, если на нём нужно постоянно экономить?» А керосин смердит. Ну, и запашок!
– Щас! – сказала бабушка и открыла крышку «гробика».
Никогда, никогда Алису не интересовала требуха, спрятанная в сундуке, о которой, конечно, все члены семьи были прекрасно осведомлены. Бабушка Гизела отличалась редкой старомодностью, над которой хотелось бы улыбнуться, даже посмеяться, да нельзя. Стоит только немного коснуться бабушкиного детства, полного лишений, бабушкиной голодной юности, и сразу всё становилось понятным. Разве забудешь, как их, русских немцев, везли на Урал? Как арестантов, чуть ли не как предателей. Они даже из вещей толком ничего взять не успели, лишь самое необходимое. И пока ехали, голодали, голодали, голодали. Вот вам и депортация!