– Удивительно, – говорил он, – как человек все время приходит к одному и тому же.
Тогда еще все луорветаны говорили на одном языке, и Менавит Шаф этот язык знал. Это потом уже язык людей моры стал распадаться на диалекты по местностям, поскольку край их огромен, и луорветаны в нем разбросаны. Впрочем, во времена Руоля и даже сына его, богоподобного Ургина, все луорветаны понимали друг друга, различия были только в произношении, да иные слова в разных местностях употреблялись по-разному. Во времена же Менавита было еще проще. Он говорил, и слова его, не сразу, постепенно, но доходили до сознания луорветанов. Хотя он-то как раз частенько говорил о том, о чем простые жители моры вообще не имели раньше понятия, и использовал много незнакомых слов.
Пожалуй, Ихилган- будущий великий шиман, в доме которого Менавит Шаф жил какое-то время, был первым, кто понял странные речи. И прозрел. Правда, прозрел по-своему.
– Наше прошлое, – говорил Менавит, – от нас самих скрыто завесой забвения. Позади осталось что-то темное. Но кое-что сохранилось, кое- что мы знаем.
И я вижу, что вы, невинные дети тундры, повторяете извечный путь человечества. Ваш Хот- творец, но пока еще не бог. Однако и к вам придут боги, а там и… загробная жизнь, идолы, кровавые жертвоприношения.
– А боги- это кто? – спрашивал Ихилган. – И что такое жертвоприношения?
И Менавит Шаф рассказывал с простодушной наивностью, со свойственным ему фатализмом, вряд ли понимая, что творит в своей одержимости. Рассказывал не один день, не одну долгую зимнюю ночь. Его внимательно слушали. Со временем все уверовали, что Мыыну не человек, а некий посланец, пришедший открыть им доселе неведомый мир. Как это раньше-то никто не задумывался, какой он- мир?
А потом Ихилган стал шиманом. И слушали его, и потрясал он великими чудесами.
Был запоминающимся, потрясающим тот обряд.
Ревело пламя в очагах. Помощники подготовили для шимана бубен- нагрели кожу, подтянули, потом Оллон лично нарисовал на бубне кровью изображение материнского олья. После этого стали готовить самого шимана. Усадили его на расстеленную шкуру, затянув потуже все ремешки на ритуальной одежде- дабы духи не смогли утащить. Затем помощники встали вкруг, начали петь, держа за длинные ремешки будто бы запряженного шимана.
Ака Ака сидел поодаль на своем кулане, испытывая волнение много больше ожидаемого.
Оллон раскачивался в трансе, вдруг вскочил, дергаясь в ритуальном танце. Помощники натянули ремешки. Оллон заклекотал, зарычал, затрясся, завертелся на месте, поскакал вокруг очага. И все узрели чудо. Ибо шиман уже был не человеком, а неведомым зверем. Зверь запел:
Духи, скорее сюда летите!
Духи, летите ко мне скорее!
Вас вызываю своею силой!
Дайте ответ, окажите помощь!
– Уууу-рррр, – зарычал зверь, бывший шиманом.
Потом все услышали низкий, нечеловеческий голос